Уже сейчас боевики отрезают им путь. И запереться в камерах хранения не получится: также попадешь под сектор обстрела. Но, объединившись, вчетвером и не сходя с места, которое стало выгодным в тактическом плане, можно какое-то время сдерживать боевиков. Они будут прорываться в «Погребок», чтобы уйти другим «погребком». Какое-то время – это минуты три-четыре, по максимуму.
А вот и Лилипут нарисовался. За ним еле видно Гадкого Утенка. Не ранен ли? Нет, жмет на спуск, Утенок, стреляет в кого-то!
– Привет, парни! Свои! – выкрикнул Чила.
Лилипут от неожиданности чуть не выронил автомат.
– Какого...
– Смотреть вперед! – прикрикнул командир. – Стрельба по живым мишеням. Слон, смотри, чтобы нам не вышли в хвост. При удобном случае сами валим в «Погребок».
Ну, парни, валите их, мысленно молил снайперов «Альфы» Чила. Валите, родные! Как только отзвучат выстрелы, начнется штурм.
Валите, валите их...
Валите, а мы тут поможем.
У Кудряшова появился шанс спасти группу Чилы. Поскольку снайперы и наблюдатели установили время взрыва и то, что Кемаль намерен скрыться. Собственно, путь ему был отрезан, он был обречен. Но увести спецназовцев, дав команду лично Ильину, означало открыть карты. Да, они сумели добыть ценную информацию, но едва не провалили все к чертовой матери.
И вообще сейчас не до них. Они активизировались: стрекот автоматных очередей доносился через открытое окно. Сейчас главное – обезвредить шахидок и начать перегруппировку сил спецназа. Было время, а значит, и возможность, что еще какая-то часть боевиков, оставшихся с заложниками, поспешит на помощь товарищам. Чем меньше их останется в зале, тем лучше. Массовая перестрелка наверху Кудряшова не устраивала.
До критической отметки оставалось шесть с половиной минут.
– Наблюдателям доложить обстановку.
Обстановка прежняя: шахидки на месте, снайперы держат их на прицеле и готовы к выстрелу; женщина с ориентировкой на Марему Гериханову успокоилась («обрела равновесие», по определению наблюдателя); небольшое рассеивание террористов по залу и никакой концентрации возле входа на «минус первый этаж».
Жаль...
Как и Марема Гериханова, Кудряшов тоже обрел равновесие. На реальные боевые действия и подготовку штурмовых групп спецназа взирал как на кинобоевик с предсказуемым концом. Пульс – норма, давление – норма. Черных пятен нет ни на легких, ни на совести.
Покосился из окна на бронетранспортеры, которые по-прежнему находились на углу 1-й Мастеровой и Комсомольского шоссе и на площадке, напротив отделения сбербанка и почты. В каждом БТРе – восемь штурмовиков «Альфы». В автобусах, рассредоточенных за пределами Комсомольского шоссе, в полной боевой готовности спецназовцы внутренних войск. Похоже на штурм дворца Амина.
Еще несколько подразделений спецназа ВВ замыкают кольцо вокруг группы прикрытия террористов. С теми все гораздо проще. Кроме конвойных, троих осужденных и одного полковника ГРУ, там никого нет. Рабочие покинули близлежащие строения под угрозой возможного минирования зданий. Вряд ли, конечно, там найдется хоть один фугас. Хотя для отчета такой факт имел бы значение.
Наконец, когда до критического времени осталось три минуты, Кудряшов получил сообщение от наблюдателя: группа боевиков – от восьми до десяти человек – пошла на «минус первый этаж».
То, что нужно, отметил Кудряшов. Итого с заложниками осталось минимум восемь человек.
Вот так – с сорока до восьми.
Еще минута, и он даст разрешение на выстрел.
«Наш поезд отправляется».
Саид Газманов мысленно обозвал товарища идиотом. Бауди Заурбеков и был похож на осла: глаза грустные и вечно водянистые, словно он только что вылез из бассейна. «Куда отправляется, баран?» Однако посмотрел на информационное табло. Даже чуть склонил голову, словно ожидал услышать сообщение диктора: «Уважаемые пассажиры! До отправления скорого поезда Москва – Астрахань остается десять минут. Пассажиров просим занять свои места». Еще пять минут, и диктор предупредит провожающих.
Что-то тоскливое резануло по сердцу Саида Газманова, словно скорый поезд, в котором остались товарищи, действительно вот-вот отправится в путь. А он, Бауди Заурбеков, Ева Акуева, Марема и другие останутся здесь.
Необъяснимое чувство, которое усилилось с первыми же автоматными очередями. Саид даже не вздрогнул. Он ожидал этой перестрелки – но не сейчас, в данный момент, когда его мысли были заняты совсем другим.
Это чувство было сравнимо с одиночеством, будто тебя оставили одного в комнате, потушили свет и пожелали спокойной ночи; а в груди застрял напуганный возглас: «Мам, не уходи!» Детские страхи. Может, поэтому Саид нашел среди заложников Еву Акуеву и пристально всмотрелся в нее. Сидит прямо, барабанит по своей сумочке. Волнуется, конечно.
Несколько боевиков инстинктивно двинулись к лестнице. Газманов осадил их:
– Стоять! – потом тише: – Все нормально. Кемаль знает свое дело.
