зубы и позвонил бесплатно.
Командир, находящийся за тысячи километров от этого ресторана, где за стойкой стонал теперь уже беззубый бармен-немец, облегченно вздохнул.
А Мартин спросил у Фитца:
– Что теперь будем делать? Какое дело у нас следующее по списку?
– По списку у нас прогулка в Китай. Надо нанять проводников и отправляться в путь.
Особого труда это не составило: переселенцы из Тибета, у которых остались в горах родственники, наладили постоянное движение через границу, протоптав босыми ногами широкую дорогу. А китайские и непальские пограничники давно уже перестали обращать внимание на вьючных путников.
Через две недели Шеель получил очередное донесение: путь проверен и свободен. В Катманду группу ждут два джипа и два ящика с оружием.
– Встречайте нас через неделю, – окончил разговор командир. – А пока отдыхайте. Хорошо поработали, ребята.
Йохан Фитц и Мартин Вестервалле встречали основную группу в аэропорту Трибхуван. Ларс Шеель был рад видеть товарищей по оружию, однако поздоровался с ними, как всегда, сдержанно. Он был одет в деловой костюм, перчатки тонкой кожи. Щеки гладко выбриты, лишь подбородок топорщится короткой эспаньолкой. За ним тянется шлейф дорогого одеколона.
Он был похож на немецкого аристократа, предпочитал держаться особняком, а в кармане его модного костюма, казалось, лежала целая пачка писем от детей, учащихся в английских закрытых учебных заведениях. Не верится, что этот человек временами не следил за собой, не чистил зубов, но чистил глаза пальцами, надевал грязные носки, одергивал после сна рубашку, принюхивался к ней и махал рукой: «Сойдет. Я-то знаю, что она чистая».
Дитер Крамер нес багажную сумку командира и был похож на человека, который посвятил себя не чему-то, а кому-то, был похож на «шиллеровского человека», отдающего «первейший долг покорности». Фитц вовремя отказался от идеи подшутить над Дитером, что означало – и над командиром тоже, для этого ему пришлось бы получить письменное разрешение Ларса Шееля, который за пределами Германии юмора не воспринимал.
Таможенные процедуры остались позади. Йохан Фитц все же не удержался от намека на шпильку, когда довольно громко сказал Крамеру:
– Давай, Дитер, я понесу твой багаж. Мои руки все равно свободны.
– Отставить, – по-военному распорядился капитан.
Все, хана мне, подумал в полушутливом ключе Фитц и дурашливо втянул голову в плечи.
– Отставить, – повторил Шеель и посмотрел на свои дорогие швейцарские часы. И не просто посмотрел, а словно заставил полюбоваться собой, своим роскошным жестом – когда вздергивал рукав пиджака, своим прищуренным взглядом – когда всматривался в золоченый циферблат, своей короткой артикуляцией – словно был командиром глухонемой команды. Или капитаном команды призраков, насмехающейся над всем живым: «Когда ты привидение – жизнь не имеет значения». Он даже облизнул чуть полноватые губы, как будто они пересохли за эти мгновения. Впрочем, никто, кроме Йохана Фитца, который, по словам Шееля, «страдал болезненным воображением», этого не заметил. Не было ничего – ни прищуренного взгляда, ни роскошного жеста, и органы его речи остались без работы. Если не считать его короткого «отставить».
Шеель славился своей работоспособностью, дисциплиной, умением организовать своих подчиненных. Отсюда и складывался порядок. Уж лучше бы он произнес «Alles Ordnung», что означало – все в порядке, так и должно быть, невзирая на грязные носки, несвежую рубашку, которые отчего-то маячили перед взором Йохана Фитца. Уж лучше бы он произнес «Ordnung muss sein» – «Порядок превыше всего». А что, продолжал «фантазировать» Фитц, который на пару с Вестервалле порядком заскучал в ожидании товарищей; даже поход через непало-китайскую границу не взбодрил их как следует. А что, прилетели, сели в машины и двинули в путь. Времени-то в обрез. Шеель прибыл впритык, и это его вторая натура. Таким образом он проверял, все ли его приказы выполнены, и если нет – он найдет виновного за срыв мероприятия.
– Хорст, – командир нашел глазами своего помощника, – узнай, в котором часу прибывает австрийский борт.
– Час от часу не легче, – пробурчал Кепке.
С заданием он справился так быстро, что никто и глазом не успел моргнуть. Он глянул на табло и прочитал на нем, «в котором часу прибывает австрийский борт».
– Без четверти два, Ларс, – доложил он тоном «У тебя глаза заклинило или тебе лень повернуть голову?»
– Отлично, – отчего-то обрадовался Шеель.
– Мы улетаем?
– Мы остаемся, – ответил командир. – Прилетает универсальный альпинист, новый член нашего отряда. Это ответ на твой вопрос о скалолазе. Ни я, ни ты не умеем взбираться без приспособлений на вертикальные стены.
– Кто он?
– Ты скоро его увидишь, Хорст, – кончиками губ улыбнулся Шеель. – Увидишь здесь, в долине Катманду, под серой крышей аэропорта. По его виду никак не скажешь, что он скалолаз, – продолжал интриговать командир. – Когда впервые увидел его, не поверил, что вертикаль для него – легкая прогулка.
– Он из наших?
Шеель отвечал на ходу. Он отдал распоряжение Йохану Фитцу грузить вещи в машины и направился к окну в зале прилета, откуда открывался вид на летное поле.
– Из наших? – повторил он за помощником. – Я бы так не сказал. Этот человек нашу группировку открыто называет «коричневой чумой».
– Антифашист? Как же ты привлек его на нашу сторону?
– Его прельщает возможность участвовать в скоротечных акциях. Такое чувство тебе должно быть знакомо, Хорст. Это когда ты борешься со страхом и восторгом и не можешь избавиться ни от одного из этих чувств.
– Мне это знакомо, – подтвердил Кепке, глядя, как и командир, на летное поле. Время на его электронных часах – 13.40, с минуты на минуту приземлится австрийский борт, и Кепке познакомится с человеком, который так нелестно отозвался о «Красном спасении», изменив его цвет и предназначение, с человеком, который так необходим команде: без скалолаза в горах делать нечего. Но почему командир до последнего тянул с этим вопросом? Впрочем, ответ был очевиден.
– Чем он зарабатывает на жизнь?
– У него небольшой бизнес в Берлине.
– Пивной?
– Этот человек держит магазин женского белья.
– Нижнего? – встрепенулся Кепке.
– Нижнего, – подтвердил Шеель.
А вот и австрийский самолет. Кепке показалось, самолет сорвался, как дельтаплан, с гор и опустился в долину. Пройдет долгих пятнадцать-двадцать минут, прежде чем борт подрулит к зданию автовокзала, а пассажирам разрешат спуститься по трапу.
Время пролетело незаметно. Кепке смотрел то на пассажиров, то на Шееля, пытаясь угадать сам и по реакции командира в прибывших из Австрии скалолаза. Лет сорока мужчина в шляпе с пером. Не он ли перекрасил цвет армии Ларса Шееля? Кишка тонка, усмехнулся Кепке, разглядев его безвольные черты. Вот человек лет на десять моложе. Высокий, худой. Однако движения такие, словно он маленький и толстый. А вот маленький и толстый, шустрый. Не он. Об этом сказали и глаза Ларса Шееля. И – улыбнулись. Кепке едва не толкнул командира в бок: «Ты не ошибся, Ларс?»
Шеель не ошибся. Он шагнул навстречу женщине, которая забрала документы со стойки таможенного контроля и подхватила багажную сумку.
– Алина! – приветствовал ее Ларс. – Рад встрече. Как ты долетела, девочка?
Девочка? Брови Кепке взметнулись. Девочке пошел четвертый десяток. Тридцать два – тридцать три, безошибочно определил Хорст, делая шаг навстречу немке и бесцеремонно разглядывая ее вблизи. На
