ковырялся с замком, когда стоял с винтовкой и готов был положить ее на огневой рубеж. То же самое испытал и генерал Службы, иначе не прискакал бы так быстро. Мчался в машине и видел скованного наручниками Крапивина, повязанного нитками-метками. О чем еще говорить?
– Значит, у него две винтовки, – услышал Митяев голос Свердлина. И поборол в себе желание спросить: «У кого?» – и перевести глаза на бомжа.
– Крапивин надеется, что мы снимем наблюдение с остальных точек и дадим ему шанс на выстрел, – закончил генерал.
«Если так рассуждать, – прикинул Митяев, – то у Крапивина четыре винтовки. Это как задачка по арифметике: «Если сделать три распила на бревне, сколько получится частей?» Четыре. На одно бревнышко больше».
Но он не знал, что Виктор Крапивин подготовил четыре позиции, иначе бы замучился считать винтовки.
– Все сделали? – спросил Свердлин, закругляясь. – Занавески задернули?
– Так точно. Что дальше?
– Ждать.
– Сука! – ругнулся Митяев на снайпера. – Вот это он напрягает нас! – И переключился на бомжа: – Рассказывай, где Крапивин передал тебе винтовку?
– Я ничего не знаю. Мое дело маленькое.
– Ну нет, падла, твое дело такое большое, что ты даже не догадываешься. Рассказывай дальше!
– Ну взял я «багаж» на Ново-Вокзальной, где «двадцатка» поворачивает. Тот парень уже был на месте. Потом он сел на трамвай и уехал. Я тоже сел на трамвай, доехал по Поляны, оттуда шел пешком...
Близнец просидел в неподвижной позе с четверть часа. Тихо. Он убрал пистолет, с которым не расставался ни на минуту. Он не опасался носить с собой оружие по той простой причине, что даже без оружия с ним церемониться не станут. На ночь он накидывал дверную цепочку и натягивал проволоку в коридоре. Она шла к взрывчатке, прикрепленной к косяку. Это на случай внезапного штурма его основной снайперской позиции.
Свердлин задержался в квартире пенсионеров. Пора уезжать, но что-то удерживало его. Осталось что- то недосказанное. Кем? Подполковником Митяевым? Что именно осталось за кадром? За кадром?.. Может, он увидел что-то существенное, но не сразу обратил на это внимание? Сегодня или вчера?
Что-то важное ускользнуло от генерала. Все разговоры крутились вокруг снайпера и огневых позиций, которыми он окружил площадку для торжественной встречи. Площадку с самолетом-мемориалом. Пришла дикая мысль:
Но нет, дело не в «цементобомбере», у которого к концу войны не осталось слабых мест, а именно в местоположении штурмовика. Откуда началась беседа московского генерала и самарского подполковника. Они шли к первому огневому рубежу, выявленному спецслужбами. Борис Митяев: «Нашли хозяйку квартиры. Когда ей показали фотографию Крапивина, она
Сразу.
– Борис, – генерал впервые обратился к подполковнику по имени, не прибавив отчества, – какую фотографию показывали хозяевам квартир? Это важно.
– Крапивина, разумеется, – не понял Митяев.
– Как он выглядел на ней? Обычно? Показали одну или несколько, где его смоделировали в разных вариациях?
– Обычную.
– И хозяйка сразу опознала его?
– Да, сразу.
– А хозяйка квартиры на Московском шоссе? Кто курирует тот район, подполковник Саламатин, кажется? Набери-ка его номер.
Ровно через минуту генерал услышал то, что ожидал услышать: хозяйка второй квартиры не опознала Крапивина на той фотографии, где он был в парике и с бородкой. Это была копия снимка, найденного в квартире Марии Дьячковой во время обыска. Но хозяйка узнала своего квартиранта на другом снимке...
– Мы упустили этот момент, – тихо сказал генерал. – Хотя должны были зацепиться за эту странность сразу. – Он срочно связался с начальником Главного управления внутренних дел по Самарской области и отдал распоряжение: – Изымайте те фотографии, на которых Крапивин с рогами! Все эти дни мы искали черта, а снайпер смеялся над нами.
И странное ощущение возникло вновь. Генералу снова стало не по себе. Упорство Крапивина уже не волновало, но пугало.
Глава 25
Мертвая петля
Александр Свердлин не хотел становиться закадычным другом полковника Терехина, однако встречались они часто и в основном по инициативе Николая. У генерала сложилось неприятное чувство, словно фээсбэшник что-то вынюхивает. И он спросил в лоб:
– Чего ты хочешь, объясни! – Не дав ответить, задал следующий вопрос: – Ты говорил дознавателям, что Крапивин ворвался к тебе загримированным?
– Конечно.
