Убить генерала

Николай вышел на улицу, прищурился на солнце и потянулся. Даже покивал своей стриженой головой: «Хороший денек». Он подошел к «десятке». На заднем сиденье сидел в наручниках Армен Азарян. Слева и справа от него расположились оперативники. Полковник положил руку на крышу «Жигулей» и, заглянув в салон, стерильно улыбнулся армянину:

– Везет мне сегодня. Жалко, в твоем кабинете ничего не нашел. – Он похлопал по крыше, отдавая водителю команду: – Давай, поехал!

Вечером этого же дня полковник Терехин встретился на берегу Котловки, в районе Нахимовского проспекта, со своим агентом – мужчиной лет сорока, небритым, сосредоточенным. Николай передал ему один ствол и назвал приблизительную цену:

– Полторы «штуки». Потом шепнешь, кому спихнул ствол. Будет кого ловить за незаконное хранение.

И уже на следующий день получил деньги.

Второй «глок» он оставил себе.

* * *

Близнец не переставал размышлять над организацией, которая сплачивает, пропитывает идеями – новыми, возрождает старые, забытые, может быть, позаимствованные у кого-то, над чем он в свое время не задумывался. Все это лезло на него, как змеиный копошащийся комок, гнездом которого стала его голова. Что и говорить – взбудоражили мысли, растревожили их, ткнув в самое уязвимое место. Тема могла именоваться одним коротким и зловещим словом – заговор. Ее можно было развивать до бесконечности, до крайней точки: заговор – это почти всегда преступление.

Однако, как бы это ни называлось, оно не могло повлиять на решимость и вообще на настрой.

Близнец решил встретиться с инструктором. Что касается бывшего военного прокурора, то с ним все более-менее ясно – он как бы на вершине идей организации, то есть прошел через те же сомнения и яркие вспышки активности. Он – продукт законченный. А вот инструктор... Какие мотивы двигали им, когда он раздумывал над предложением Хворостенко, а позже дал согласие?

Андрей Проскурин встретил Крапивина приветливой улыбкой и проводил гостя на кухню. Усадив его за стол, налил из термоса горячего чаю, пояснив:

– Время экономлю. Один раз заварил – и на целый день хватает. Советую взять на вооружение.

Близнец отхлебнул чаю и прикурил.

– Поговорим про полковника? – предложил он в вопросительной форме.

– Давай поговорим про Хворостенко, – сразу согласился Андрей. – Заодно коснемся генерала Дронова. Мне кажется, он еще до начала военных действий в Чечне был предателем. Он не взял на себя ответственность за гибель хоть одного солдата не потому, что он не дурак, а потому, что он – генерал. Сейчас он курирует комитет Госдумы по обороне.

Инструктор прошел в комнату, открыл секретер и вернулся на кухню с пухлой папкой. Пошелестев страницами досье на генерала Дронова, Андрей вынул вырезанную из газеты заметку.

– На, почитай, что тут написано.

Виктор прочел:

«Комитет Госдумы по обороне, который курирует лично генерал-полковник Дронов, выступил с инициативой по ужесточению ответственности российских военнослужащих на поле боя. Разработан ряд поправок в Уголовный кодекс РФ. Прежде всего речь идет о „неисполнении приказа“, „сдаче в плен“, „неисполнении обязанностей“ и других тяжких воинских преступлениях. За „добровольную сдачу в плен по трусости“ полагается отсидеть от 2 до 10 лет. А те военнослужащие, что попали в плен не по трусости, а, скажем, по ранению, но „добровольно участвовали в работах, имеющих военное значение, или в других мероприятиях, заведомо могущих причинить ущерб интересам РФ или союзным с ней государствам, при отсутствии признаков государственной измены будут наказываться лишением свободы на срок до 7 лет...“.

– Как тебе это нравится? – спросил Андрей. – Слышал про сталинский приказ № 227?

– Да, что-то знакомое.

– Я объясню. Очередная дроновская инициатива равносильна приказу Сталина «Ни шагу назад!». Приказ вождь подписал 28 июля 1942 года после летнего разгрома Советской армии под Харьковом. Знаешь, что такое преамбула?

– Главная тема? – попробовал угадать Виктор. Он до сих пор не мог приспособиться к необычной манере разговора Андрея Проскурина. Порой ему казалось, что капитан читает по бумажке. Что это, сила привычки? Он помнил его лекции на курсах. И еще тогда пришел к выводу, что инструктор и дома, и в кругу родных, приятелей режет так же, как на занятиях. Не мог представить его расслабленным, с улыбкой на лице. Что вот сейчас подтвердилось на сто процентов. Тяжело разговаривать с такими людьми.

– Вроде того, – ответил Проскурин, – вводная часть. Так вот, в ней объяснялось, что причиной поражения стали не бездарность командования, а трусость бойцов. Тогда заградительные отряды в случае паники и отхода расстреливали отступающих. И сейчас все идет к этому, но переориентировано на Чечню. Статьи, о которых ты прочитал, не были включены в 1996 году в Уголовный кодекс, поскольку при Ельцине законодатели исходили из принципа высшей ценности человеческой жизни и необходимости ее сохранения при любых обстоятельствах. Теперь от защитников Родины в законодательном порядке фактически потребуют совершать самоубийство. Нет человека – нет дела. Тоже сталинские слова.

В руках Виктора еще один документ, он касался все той же темы об ответственности российских военнослужащих на поле боя.

«На вопрос о соответствии предполагаемого закона нормам международного права генерал Дронов ответил, что данная норма относится к гражданам России и не рассматривалась с точки зрения международных правовых координат.

Одобренный комитетом по обороне законопроект разослан для ознакомления в правительственные учреждения. Его рассмотрение Думой может состояться в ходе осенней сессии[5].

Близнец вернул документы капитану, допил чай и прикурил новую сигарету. Он понял, что с Андреем ему