Андрей понимал, как ему будет тяжело на позиции, но не представлял, до какой степени. Он словно впервые взял в руки винтовку и впервые собирался нажать на спусковой крючок, впервые лишить жизни человека. Слышал собственный голос: «Как только твой первый выстрел лишит жизни человека, вернуться с этого пути уже нельзя...» И соглашался:
Ему стало страшно, когда он вдруг представил себя одного на огневой позиции. Одного. И был готов снова поменяться с Виктором местами, спросить, удобно ли ему. Готов был вспомнить клятву, которую мысленно давал второму снайперу:
Именно его, а не своего выстрела.
Он буквально сварился при виде генерала, кипел, то краснея, то бледнея. Последние минуты, секунды и мгновения вытворяли с ним что-то невообразимое. Его колотило, и он не мог унять этой дикой тряски.
Один. Противоречие. Он был спокоен, когда в одиночестве наблюдал за генералом два, пять, десять дней назад. Тогда его не косила, как сейчас, ненависть к предателю.
– Андрей, я буду отдавать команду.
– Что? – инструктор не верил своим ушам. Ученик будет отдавать команду?!
– Я буду отдавать команду! Как только я скажу «есть!», ты стреляешь. Я увижу. Андрей, посмотри на меня. – Когда Проскурин оторвался от оптики, Близнец влепил ему хлесткую пощечину. – Еще раз смотри на меня! – Вторая щека капитана тоже загорелась огнем. – Еще?
– Нет, все нормально.
– Точно?
– Да, да... – Проскурин несколько раз тряхнул головой.
– Давай приходи в себя, время еще есть.
Только сейчас Близнец понял, что дело вовсе не в двойном выстреле, не в проводке пули «вдогонку». И даже не в одинарном выстреле. Фактически Андрей не мог сделать самостоятельный выстрел. По мишеням еще мог, а в живую цель – нет. Был уверен, что нет. Предчувствовал свое состояние, близкое к эпилептическому припадку.
И когда все это выперло из капитана, Близнец понял, что он ему – не помощник, он в одиночку сможет сделать точный выстрел, и ему не нужно «окна» для своей пули. Она прошибет двойное стекло и разобьет генеральскую голову.
Только сейчас все сомнения относительно приема «вдогонку» рассеялись. Второй снайпер догадался, почему Андрей так
Теперь, когда до выстрела оставались считаные минуты, все встало на свои места. Если капитан и был нужен... то для контроля. А в остальном... он даже не мог оказать моральной поддержки, мешал бы, стоя за спиной.
И все же Близнец отдал должное инструктору. Вернее, он сам стал учителем, реально попробовал себя в роли психолога, чувствуя себя не в городской квартире, оборудованной для снайперской позиции, а на передовой, где от этих двух выстрелов зависело что-то очень важное. Он легко представил, как куда-то отступили стены, а на их место вставали деревья, выплетались кусты, стремительно тянулась вверх дикая поросль травы; из окна потянуло болотным духом, а в руках не финская винтовка, а российский крупнокалиберный «взломщик В-94», который пялился массивным дульным тормозом-набалдашником на ползущий навстречу танк.
Близнец просто обязан был реанимировать капитана. И чтобы сделать два шага вперед, он сделал шаг назад.
– Андрей, ты отдаешь команду. Ты был прав.
Пора уходить... Именно на прощанье Игорь Васильевич Дронов решил поделиться с дочерью приятными известиями. Он был уверен, что вопрос о его назначении на должность руководителя Госохраны фактически решен. Он очень надеялся, что читает правильный ответ в глазах главы государства. Обычно шеф сидел набычившись, смотрел словно из-под тяжелой и неудобной оправы и исподлобья одновременно. Дронов ради любопытства несколько раз пробовал скопировать взгляд президента и всегда видел густую поросль своих брежневских бровей. Неодолимо тянуло приподнять одну бровь и высвободить мефистофельский взгляд из дебрей.
У президента семь пятниц на неделе. Облегчая задачу, Дронов урезал неделю до марсианской или венерианской, не поймешь: до трех дней. Именно столько было реальных претендентов на новый пост. Это генерал-лейтенант Черняков – бывший замначальника Главного управления охраны, а позже – директор ФСО. Профессионал своего дела. Лишь серьезное ЧП могло помешать ему сделать карьерный хет-трик. Это...
Дронов подошел к небольшому элегантному трюмо, заставленному парфюмерией, взял дезодорант в салатной упаковке и вслух прочел название:
– «Зеленый чай».
– Это женский, – подсказала Надежда. – Возьми «Океан».
Она устала на работе и мысленно поторапливала отца. Они виделись не часто, но именно этот факт настраивал на более редкие и короткие встречи. Они носили затяжной характер, разговор шел ни о чем и больше походил на краткосрочное свидание. Отец привык к этому определению и, наверное, ни разу не подумал о некоем отчуждении. Он отдавал долг, а Надежде не терпелось больно уколоть его: «Ты мне ничего не должен».
Генерал убрал форменный галстук за плечо и расстегнул на рубашке пару пуговиц. Просунув баллончик под одежду, он поочередно оросил подмышки.
– Сейчас я работаю по новому закону, – начал Дронов, глядя на отражение дочери в зеркале. – Сегодня
