– Это последнее место на Красном море, где мы не были, – сказал он, тяжело дыша.
Освободившись от акваланга, он растянулся на крохотном участке песка, закрыл глаза. Отчетливо представил себе старлея Ваганова, его лицо, исполосованное гримом. Представил Лолку и ручейки песка, побежавшие с ее обнаженного загорелого тела.
Десятки людей проплыли перед глазами, сотни образов, больно кольнули тысячи чувств. Каждое чувство – отдельная история, целая сказка, рассказанная на ночь. И в каждой море, сокровища, битвы; лукавство и простодушие, обман и истина. Каждая таила смерть с наступлением утра – либо от меча на плахе, либо от удушья в тугой петле.
Частичка одной истории перетекала раздольным ручейком в другую, уберегала от меча, от петли.
И этот рассказ не был закончен.
Не открывая глаз, Джеб спросил:
– Весельчак, ты жив? Я говорю, это последнее место, где мы не были.
– А как же Голубая дыра в Дахабе?
– Его срочно в больницу надо, – нахмурился Николай. Весельчака освободили от акваланга. Он лежал на здоровом боку, из раны сочилась розоватая жидкость. – Крови нет, а дыхалка ни к черту. Теперь тебя точно в армию не возьмут, слышь, космонавт? – Кок бросил взгляд на Тимура. Музаев устал больше всех. Он на своей спине тащил Веселовского, выполняя функции подводного буксировщика. Передохнул немного, когда Владимиру поменяли акваланг.
– Надо отзвониться Саккаре. – Джеб сел, поджав под себя ноги. – Мобильник вроде бы не сдох.
– Встань мне на плечи, – посоветовал Кок.
– Зачем?
– Связь будет получше.
– Иди к черту! – Блинков набрал номер и с нетерпением ждал ответа. Почему Саккара не отвечает? Абрамов сказал, он должен находиться на связи круглосуточно. – Алло, Саккара? – Парень перевел дух и показал товарищам большой палец: «Есть связь!» – Это Джеб. Слушай внимательно, я буду говорить быстро и открытым текстом…
То, что агент Саккара напрямую выходил на штаб военно-морской разведки, было событием из ряда вон выходящим. Несмотря на то что связь осуществлялась в закрытом режиме. Адмирал Школьник прежде чем ответить на звонок по спутниковой связи, несколько секунд приводил мысли в порядок. Ровно час назад он получил сообщение об аресте капитана Абрамова. «Доигрался, сукин сын!» И был готов отыскать для него самый крохотный островок в океане, снабдив разведчика шпионской литературой.
– Говори, – сухо сказал адмирал в трубку. И не сдержался: – Абрамов убежал из-под стражи или ты просто ошибся номером?
– Мне поступил звонок из Бур-Сафаги от Джеба. У него два «груза» – двести и триста. Он просит помощи. Также он передал следующее: на борту «Кассандры» был «РА-115». Они от него избавились. Но с американского навигатора «Navy» сигнал ушел на спутник. Им удалось вывести «Кассандру», на борту которой находились американские школьники, из-под удара. Джеб назвал фамилию – Завадский. Он работал на Камиля и слил ему информацию о передаче десяти «РА-115» американским спецслужбам. Транспорт с зарядами был атакован брандером. Один заряд Камилю удалось поднять.
– Сможешь эвакуировать группу Джеба?
– Да. В Кену. В Бур-Сафаге у меня есть два микроавтобуса.
– Это все?
– У Джеба есть видеоматериал на теракт Камиля. А также показания Завадского. Роль «Амана» в секретной операции ВМС США сводится к ответным мерам на продажу Сирии российских ракетных комплексов.
– Отдавай распоряжение эвакуировать группу.
В другой ситуации адмирал мог сказать: «Бросай ее к чертовой матери!»
– Видеоматериал срочно доставить в Москву!
Он прервал связь и нервно зашагал по кабинету. Чувства Школьника были смешанные. Он, судя по всему, скоро получит в руки солидную карту и при случае сможет отбить любую интригу, заквашенную в недрах «Амана». Но главное, посредством этой карты он наглухо перекрывал инициативу американцев поиграться с советскими ядерными боеприпасами. Их поднимут и передадут, как и положено, российской стороне.
Удача. Несомненно, это удача. Вновь созданная агентурно-боевая единица вскрыла невидимый нарыв, предотвратила теракт и международный скандал.
Вот если бы сейчас позвонил министр обороны, Школьник отрапортовал бы в «нормальном» стиле.
Частный самолет уносил Камиля Хакима в Саудовскую Аравию. Египтянин сидел в кресле и смотрел в иллюминатор на проплывающие мимо облака. Словно воздушное судно дрейфовало в небесном океане, вяло сопротивляясь молочному потоку.
Самолет уносил его прочь от дома, где могли быть счастливы два человека. Там он мог соревноваться с солнцем, успевая первым коснуться лба, щек, губ любимой женщины. Он бы читал ей свои стихи, чтобы видеть улыбку Лизы и смущение на ее щеках. Словно это были ее стихи, и она конфузится всякий раз, когда слышит их. «Млечный Путь гонит воды лениво. Их обрезал ножом горизонт, чтобы сбросить с крутого обрыва молока наступающий фронт…»
Простые, наивные, ну и пусть.
Самолет уносил его от «Екатерины», его судна, погрузившего свой киль в неизвестность, его второго дома, надолго замершего на причале.
