Они не ожидали, что вернется хозяйка дома. И вот тут гибкость и уникальность твоей команды дала первый сбой. Диверсанты по своей сути, они отреагировали так, как их учили в спецшколах. Один из них выхватил нож и перерезал женщине горло. Одним точным и очень сильным ударом. Как кукле. Он едва не снес ей голову.
– Я знаю об этом инциденте из газет…
– Убийцу зовут Андрей Вихляев, он лидер группы твоих боевиков. Самый опытный. Окончил школу водолазов в Севастополе, спецшколу в Новороссийске, работал инструктором на Балтике. Даже, как прокурор, я снял бы с него часть вины: он действовал рефлекторно и облегчил бы работу тебе – как адвокату.
Курбатов с минуту молчал, покручивая в сухих пальцах бокал.
– Дело серьезное, – наконец продолжил он. – Швейцарская прокуратура внесла в свой список и твою компанию как вероятного виновника трагедии. У погибшей женщины остались двое несовершеннолетних детей. Теперь к делу. В моих силах представить в прокуратуру Базеля материалы, говорящие о полной невиновности твоих боевиков, тебя лично и твоей «Артики».
– Ты забыл объединить людей, организацию и само действие, – еще больше побледнел Гриневич.
– Вижу, тебе нужно подумать.
Гриневич рассеянно пожал плечами. Он не мог сосредоточиться на простейших мыслях. Они витали, как голуби. Алексей встрепенулся. Кто сказал про голубей? Вроде бы в голове прозвучал голос Андрея Вихляева…
Сколько времени прошло – пять, десять, пятнадцать минут?..
В ресторане, словно дым, повис голубоватый будто свет, просачивающийся с прозрачного дна- пола.
Гриневич всегда славился своей выдержкой, но едва не зашелся в нервическом смехе. Его лицо осталось непроницаемым. Он вдруг сосредоточился на мелочах. Официанток он называл стандартно – девушками, а Курбатов – барышнями; Гриневич девушек приглашал на танец, Курбатов предпочитал их ангажировать; Гриневич предупреждал, что идет в туалет сполоснуть руки, Курбатов – отлить или попудрить свой член.
И только сейчас эти мысли, похожие на бред, родили возглас: «Вот это я влип!»
– «Мужчина с веткой вербы». Слышал о такой картине? – спросил Курбатов.
– С каких это пор ты начал интересоваться произведениями искусства? – наконец спросил Гриневич. – Слышал, конечно. Картина без подписи автора. Написана она в 1888 году, до недавнего времени находилась в частной коллекции в Питере.
– Кстати, твои люди меняют почерки работы? – Курбатов намеренно резко сменил тему разговора, словно дал коню шпоры.
– Разумеется, – не сразу ответил Гриневич. – Иначе нас давно бы раскусили. В Интерполе разрабатывают до десятка банд, специализирующихся на ограблениях. Тогда как организация одна.
– Картина, о которой я говорю, – банальность. Ты точно отметил – 1888 год. Многие выдающиеся полотна датированы этим годом. Почему? Был всплеск? Выброс солнечной энергии, грызня, пошлая конкуренция?
Гриневич не ответил на вопросы. Он внимательно слушал собеседника и пришел к выводу: ни ему, ни его якобы знакомому картина, датированная «знаменитым» годом, не нужна. Что же остается? Владелец картины?
– Меня интересует владелец картины, – легко озвучил чужие мысли Курбатов. – Леонид Василевский. Личность известная. В большой политике оказался из конъюнктурных интересов. В Кремле полагали, что бывший участник афганской войны будет вести не менее решительные политические баталии в парламенте, чем на поле боя. Однако он первый заявил о махинациях на государственном уровне, связанных с поставкой вооружения в Азербайджан на сумму свыше двух миллиардов долларов. Мы обеспокоены и тем фактом, что Василевский, как глава Комитета по вопросам обороны, и дальше будет щеголять своей генеральской прямолинейностью. – Курбатов презрительно сморщился. – Он не гибок в политике. Госдума позволила увидеть Василевскому много негативного, что из армейских рядов им не просматривалось, точнее воспринималось в эфемерном свете жизнеутверждающих заявлений высших должностных лиц. Я представляю людей, которые не нашли ничего лучшего, как изолировать Василевского. Я бы сам задушил его в вонючей подворотне голыми руками. Но убийство свяжут с его деятельностью и статусом политика. Тень падет на очень высоких людей. Они же, как и я, не любят теней.
– Ты говоришь от их лиц?
– Я всегда говорю только от своего лица. Иногда делаю ссылки, сравниваю. Если ты спросишь, важно ли это для общего дела, я отвечу: важно для меня.
– Какой же мотив тебя устроит? – спросил Гриневич, уже точно зная, какое предложение ему сделает Курбатов. – Убийство на бытовой почве?
– Нет, – покачал головой бывший прокурор. – Это значит, жертву заказали. Поковырялись в его вещах, бросили с испуга цацки и побрякушки на пороге его квартиры.
– Не перечисляй дальше. – Гриневич развел руками. – Ты обратился не по адресу.
– Ты так считаешь? – Курбатов обаятельно улыбнулся официантке с огромным бантом чуть ниже пояса и проводил ее лениво-похотливым взглядом. – Один миллион долларов тебя устроит? Не отказывайся от предложения, иначе отработаешь на меня бесплатно. Не вставай в позу. Я объясню на пальцах. Во-первых, я точно установил, что Василевский получил в дар картину из частной коллекции бывшего блокадника…
Курбатов довольно долго объяснял прописные истины, хотя Гриневич распознал арию с пол- аккорда.
– Планируешь убийство под воровство?
– Я увеличу ставку до полутора миллионов. – Курбатов выложил на стол несколько листов бумаги. – Не переживай, расписку с тебя я не требую. Здесь планировка дома Василевского, расположение сигнализаций и их работа. И главное – картина, которую ты должен похитить. Картина висит здесь, над изголовьем
