Результат верный.
Следующие пять номеров.
Короткая передышка.
Он точно знал, что сегодня ночью в нем проснется «сержантский синдром». Он вскочит, не помня себя, и выпалит сотовый номер, отрапортует, кому он принадлежит, тряхнет головой, выдохнет с облегчением и снова уснет… Он еще помнил старшину в учебке, который каждую ночь поднимал экипажи на ноги, а потом смотрел на них, как в кино, ошарашенными глазами: «Вы чего не спите-то?.. А-а…» Улыбался и засыпал снова.
Следующие пять номеров.
Под воду.
Следующие три имени: Вихляев, Панин, Панин…
Из всех сотрудников «Артики» только у Ветерана были проблемы с иностранными языками. Прилично он говорил только по-русски. Однажды он английскую фразу TAKE MY HAND прочитал буквально по-русски, как месседж: «ТАК МНЕ И НАДО». Потом смущенно оправдался: «А чего? Санскрит, братва».
К концу второго года обучения Романов свободно общался на четырех языках, тогда же научился маскировать акцент легким заиканием. Предшествующий год стал в этом плане финальным.
Еще пять номеров. Из них один принадлежал человеку по имени Реми Миро. Он ближайший помощник генерала Фали, не потому ли Гриневич внес его в список под ником Фали-2?..
Никаких записных книжек, электронных блокнотов. Сотовый телефон должен быть чист, как только что купленный, должен знать только свое имя, свой номер. Нельзя допускать ошибок старших товарищей.
Романов сделал чуть более длинный перерыв, когда в памяти отпечатались полторы сотни номеров. Почему Гриневич допустил ошибку, сделав культ из своего надежного аппарата? Румын нашел слабое оправдание: уверенность чаще всего злую шутку играет с людьми.
Еще пять номеров.
Отличная память!
Она возвращает Романова в далекое прошлое…
За его плечами первое задание в группе Вихляя, впереди заманчивое будущее, одним шагом он в «Артике». По молодости лет Костя подумал о том, что «Артика» – для таких, как он, Вихляй, Панины; «Артика» – это что-то вроде спасительного острова. Сделал красивый заплыв и остался на спасительной суше. Романов как-то сказал об этом Гриневичу, он сам не помнил, что им тогда двигало, какое-то особое чувство.
Когда Костя решил уйти из «Артики», Гриневич нашел ему новое место – в банке, в отделе, который занимался поисками должников. Там Костя получил дополнительные знания. Он имел опыт работы в составе диверсионной группы, в страховой компании и особом банковском подразделении.
Последние пять номеров…
В памяти.
Все?
Нет. Остался еще один. Его Костя пропустил намеренно и оставил напоследок. Он был как раз из категории тех, имена которых шифровались цифрами. Номер сотового телефона, напротив имя – «200». Адрес «200». Номер телефона самого Михаила Курбатова. С этого адреса ушло сообщение на телефон Гриневича:
Он вылез из ванны, вытерся насухо. Сорвал со стены ненужные уже листы с номерами, поджег первый, держа его над унитазом. Потом сжег остальные. Последним сгорел номер Курбатова. И Романов, глядя на себя в зеркало, вспомнил слова, которыми его встречали в учебном подразделении:
– Имя твое – номер, – повторил он, уже глядя на бурлящую в унитазе воду, в которой метались обгоревшие обрывки и пепел.
Он не спал больше суток. Тем не менее кровать не так сильно и манила его. Он повесил табличку на дверь: «Не беспокоить» – и устроился в кресле, как в самолете. Голова быстро закружилась, будто домик стартовал с бетонной площадки аэродрома…
Но уснул он не сразу. Вспомнил Розовского. Не по той причине, что обошелся с ним круто. Ничуть не бывало. Его воспитывали как турнирного бойца. Он привык к затяжным сериям. А Розовский стал лишь шагом на его пути к цели.
В шесть утра Романов был уже на ногах. Через пять минут он садился в машину, едущую в сторону Аликанте. Как и накануне, он попросил водителя остановиться напротив мотеля.
Не все номера, объединенные под одной крышей, были заняты. Во-первых, о свободных номерах говорила вывеска, во-вторых, не у каждого домика стояла машина. Романов выбрал «БМВ» с тонированными стеклами. Он пнул в колесо, надавил на капот и резко отпустил, словно проверял работу амортизаторов. Отлично. Машина не «заквакала». Опустившись на колено перед дверцей, Костя приготовил пилку для ногтей и стальной крючок. Пилка свободно прошла в щель, и по ней, как по направляющей, Румын протолкнул крючок. Слегка поворачивая его и проталкивая дальше, он нащупывал личину, чтобы потом повернуть цилиндр вместе со смычкой: пилка – крючок. Заодно он прислушивался. Половина седьмого. Спят не только клиенты мотеля, темно и в конторке.
Он досадливо сморщился, когда крючок соскочил с личины. Срыв. Но вторая попытка оказалась
