стройной шеренги, перед которой когда-то я читал слова присяги. И я перешел на другое поле. Я клевал глаза бизнесменам, чиновникам, бандитам… В конце концов, это занятие мне стало нравиться. Себе в оправдание я нашел довольно сносное словцо: реализация. Я реализовывал себя. Вот и все.
– Сейчас тоже? – спросил Пантера.
– И сейчас, Миша. Недавно я беседовал с одним могущественным, даже страшным человеком, который возомнил себя богом, – а быть богом всегда трудно. Еще труднее любить бога, прощать его, а главное – заставить его прощать других. И вот бог встал на путь исправления, он сказал нам: «Выбор за вами». И я тоже мучаюсь, выбирая. Как в том фильме про гладиатора. «Скажи еще раз, Максимус, что мы здесь делаем? Зачем мы здесь?» – спросил цезарь. «Ради процветания империи, сир», – ответил генерал Северной армии. Дай-то бог, – покивал Марк, улыбнувшись Пантере. – Дай-то бог.
– И кто был тем страшным человеком? – вполголоса поинтересовался Пантюхин.
– Генерал-полковник Ленц, – ответил Марк. – Главная рыбина в Аквариуме. Помнишь: «Главный – «Один-двенадцатому»?
– Ты говорил с Ленцем? – на лице Пантеры было написано крайнее изумление.
– Более того: мы пили коньяк, посасывали лимон и бросали корки на серебряный поднос. Ленц называл меня ласково – то трупом, то Сережей. Он сказал: «Победите, а я подхвачу вашу победу». Это потому, что без нас он никто. Мы нужны ему, а он нужен нам. Вот и все, Миша. Я рассказал тебе больше, чем хотел.
– Да, я понимаю, – кивнул Пантера, – теперь понимаю.
– Но это ничего не значит, – предупредил Марк. И, приблизившись к Пантере вплотную, что придало его словам значительность, прошептал: – Я с вами, а вы со мной – это единственное, о чем мы должны помнить.
Сообщение от первой группы дозора Рустэм Давлатов принял в 22.45, затем вызвал на связь командира второго секретного отряда Мансура Сарулиева и спросил, все ли у того в порядке. С вечно отекшими глазами и незаживающей язвой под ухом Сарулиев проверил своих людей, один из которых…
Индус прервал связь и зашел в кабинет начальника школы. Одетый в полевую униформу Увайс Рагимов сидел спиной к теплой печке-голландке, положив ноги на спинку стула.
Давлатов выдернул из-под ног Рагимова стул и сел на него.
– Они сняли двух дозорных.
Вопреки нежеланию Ахмеда Закуева принять план Индуса, Давлатов все же сделал по-своему; но послал не сто двадцать человек навстречу диверсионной группе, а выставил на предполагаемом пути русских три дозора по десять человек в каждом. Хитрости тут было мало, больше неуступчивости и веры в свою изобретательность и интуицию. Последняя в этот раз не подвела Рустэма Давлатова. Как бы не подвела.
Из кабинета начальника школы Давлатов связался с Асланом Магометовым, который руководил десятком дозорных, мерзших в двух километрах от базы на пути следования русских десантников.
– Аслан, все твои люди на месте? – запросил Давлатов. – Проверь еще раз. – Отложив шипящую на приеме рацию, Индус потеребил кончик носа. – Диверсанты наткнулись на первый дозор и сняли караульного. Развязали они ему язык или нет, мы не знаем. Так или иначе, они в курсе, что мы…
– Что мы в курсе, – прервал возникшую паузу Рагимов. – И все-таки они пошли дальше. – Подумав, он покачал головой: – Нет, Рустэм, они не развязали караульному язык. Иначе повернули бы назад.
Давлатов выслушал сообщение от Аслана Магометова и на время выключил рацию.
– Все его люди на месте, – сказал он.
– Значит, диверсанты повернули-таки.
– Или решили зайти с другой стороны. Эти русские начинают действовать мне на нервы, – скрипнул зубами Давлатов. – Я вообще не пойму их тактику. Хотя она проста как блин: пробраться на базу незамеченными и заминировать здания. Без мин они никто, просто тринадцать автоматчиков. Считай, сейчас мы играем в открытую. Я выставляю дозоры, а они, вместо того чтобы обойти караульных, убивают в каждой группе по одному человеку.
– Придется поднимать всех людей, ставить по периметру базы и держать до рассвета. И поднимать прямо сейчас. Другого выхода я не вижу.
– Они смеются над нами, Увайс. Они поняли, что их планы раскрыты, и просто напрягают нас. Они же не дураки нападать на базу, чей личный состав поднят на ноги. Они ушли, это факт, но продолжают держать нас в напряжении. Я бы все отдал, – под глазом Индуса забился нервный тик, – ухо свое бы отдал, чтобы захватить хотя бы одного из них. Ты прав, придется поднимать всех, включая бойцов Джафаля. А утром дадим им отдохнуть.
– Ты и завтра хочешь выставлять посты?
– Я хочу одного: взять этого… Марковцева, что ли. Тигр с умом лисицы, сказал мне Бараев. Кем бы он ни был, в светлое время суток он – обычный стрелок. Самое обидное то, что их всего-то тринадцать человек. Тринадцать мух в комнате, которых хрен поймаешь. Не кусаются, падлы, но спать не дают.
Встав с места, Давлатов распорядился:
– Поднимай людей, Увайс. А с рассветом отправляй их отдыхать. Только посты усиль вдвое.
Индус прошел в свой кабинет и, не разуваясь, лег на узкую солдатскую койку. Все происходящее казалось ему шуткой, злой шуткой Вахи Бараева. Однако на кого списать трупы караульных? Ладно бы они замерзли, но у одного от кадыка до уха распорото горло, а у второго дырка точно под подбородком.
В семь часов утра полковник Эйдинов был уже на ногах. Генерал Ленц оставил ему координаты майора Савченко – для связи. Но если таковая и состоится, то односторонняя: начальнику профильного отдела нечего будет сказать Савченко. Разве что поделиться новостью, которая дошла до Владимира Николаевича после возвращения из Аквариума: накануне вечером в своей машине был застрелен Николай Григорьевич Постнов.
