Эпитафия.
На бойца спецназа Алексея Ремеза. На Сашу Сапрыкина, Сашу Гвоздева, Славу Михайлина, Гришу Касарина.
Кавлис разжал пальцы Алексея, освободив пистолет.
К ним подошли остальные бойцы, плотным кольцом встав у тела погибшего товарища. И – тишина. Ни звука. Даже шум работающих двигателей вертолетов перестал существовать для спецназовцев.
Николай положил руку на плечо Гулевича:
– Несите его, Сергей. Все.
Майор отошел от них, на ходу поздоровался с Яруллиным. Рассеянно выслушал Аносова.
Игорь Орешин не изменил позы. Кавлис присел возле командира.
Как же так, думал он, все девять человек, включая и его, шли на риск, на верную смерть. Но отчего-то именно сейчас, когда их командир в безопасности, вызволен из плена, избежал смерти, в душе растет осуждение. Сердце по-своему, в какой-то степени справедливо, расставляет все по своим местам, каждого по ранжиру. На первом месте – бойцы, павшие. На одной ступени с ними – Мишка Зенин, Женя Ловчак, Костя... Остальные места заняли Аносов, Яруллин, сам Кавлис. А вот Игорь Орешин оказался на последнем месте. Кощунственной воспринималась нагота его изувеченного тела. Было жаль командира. Душа в высохшей плоти Игоря устала от мук и уже поглядывала в небеса.
Цель достигута. Измученная радость; оказывается, бывает и такая. В улыбке – боль, в смехе – рыдания, ее веселье – вечные муки.
Цена, заплаченная за достижение цели, сейчас заслонила небо крепкой фигурой Алексея Ремеза, невысоким, но коренастым телом Саши Гвоздева.
Почему такая резкая перемена во взглядах? Почему еще вчера муки Орешина казались невообразимыми, они не отпускали ни на минуту. Сопереживание... Теперь оно куда-то исчезло, и совпало это со спасением командира. Вот он, живой, хотя и измученный.
Почему, черт возьми, в душе возникают сомнения? Стоило ли спасение одного гибели стольких людей?
Зенин: «Я назову вам три... нет, четыре причины: Орешин, Аня, Стас и... Безари Расмон. Достаточно для ответа?» В тот момент Михаил смотрел на Кавлиса, а видел перед собой другого майора, Орешина. А тот в свою очередь смотрел на изверга-чеченца, который глумился над телом русского солдата. И его короткое: «Он ваш».
Ремез... Причин столько же, но они более глубокие и расставлены в ином порядке. «Я без Безари не уйду».
Однако в конце его повести стоит многоточие, раны на теле Ремеза никогда не затянутся.
Нет, нельзя допустить, чтобы они продолжали кровоточить.
Николай положил руку на плечо командира и тихо заговорил с ним.
Орешин не отвечал. Он всегда ставил рядовых бойцов выше себя, иначе не был бы командиром. Именно таким, о котором в спецназе слагали легенды.
Что он мог ответить своему боевому товарищу? Протянул ему руку и крепко пожал.
77
К отлету все было готово. Олег отдал распоряжение, и «Хеликс» с командой Яруллина поднялся над землей. На его борту находился полковник Орешин. Вслед за «Хеликсом» взлетела пара «Ка-136».
Аносов предпоследним взошел на борт и протянул руку Кавлису, стоявшему на земле.
– Давай, командир!
Винты машины поднимали тучи пыли, Николай, заслоняясь ладонью, сделал шаг назад.
Лейтенант, держась одной рукой за турель, другую протягивал майору.
– Нельзя, Коля! Ты с ума сошел! – Аносов, спрыгнув на землю, подошел к Николаю.
– Поднимай машины, Олег, это приказ.
– У меня другой приказ. От Осоргина.
Шум двигателей не давал разговаривать. Они кричали друг другу в лицо.
– Скажешь, что не нашел меня. Поднял только живых и трупы. Анну не воскресишь, но я дал ей слово, пойми. И Стас рядом был. Его тоже нет. И Лешка убит. А он пришел сюда, чтобы поговорить с Безари. Кто теперь с ним поговорит?
– Коля, не дури! Ты ничего никому не докажешь. Даже самому себе.
Кавлис взял Аносова за плечи и заглянул ему в глаза.
– Слова, Олег, слова. Ты так не думаешь.
Лейтенант в бессилии промычал что-то нечлеленораздельное. Николай обхватил его за плечи. Аносов едва выдерживал взгляд майора.
– Мы не имеем права бросить тебя, Коля. Ты выполнил задание, командир на борту, чего тебе еще надо?
– Это мое личное дело и Алексея. Выполняй приказ директора, Олег, но выполни также и мою просьбу. Я прошу тебя, как друга. – Кавлис придвинул свое запыленное лицо к Аносову. – Ну, Олег? Даже не за себя,
