бдительность и решимость, чтобы потом получить благодарность от начальства. Но до этого он мог получить тяжелым ботинком по голове или, на худой конец, пулю.
В эти короткие мгновения в нем зародилось сомнение: кто эти ребята, которые, отпугивая своей стремительностью и грозным видом немногочисленных посетителей универмага, несутся с автоматами прямо на него. В просматриваемом им коридоре еще два боевика пробежали мимо отдела парфюмерии в направлении секции ювелирных изделий. У этих были точно такие же намерения, он не сомневался в этом.
По правую руку от охранника шла торговля пиратскими компакт-дисками, чуть дальше стеклянные полки с китайскими часами и барахлом в виде дешевой бижутерии. Затем две секции – одна напротив другой, где под стеклом, матово отсвечивая благородным металлом, были выставлены украшения в виде цепочек, колец, богатых сережек и перстней с драгоценными камнями. Там находились еще два охранника: его напарник, вооруженный пистолетом, и здоровый парень, представитель местной спортивной братвы.
Дистанция между охранником и парой в камуфляже сократилась до минимума. На всякий случай он решил встать и потянулся к кобуре. Если эти ребята из налоговой полиции, что было ближе к истине, его быстро успокоят, скорее всего, первым способом, чтобы не дергался, но в этом случае он мог получить поощрение и ему не придется оправдываться перед начальством. Если же это грабители (что было совсем невероятно), всем распорядится судьба. Как бы то ни было, но он решился.
И тут же понял, что ребята наверняка работают в налоговой.
Ближайший к нему боевик проигнорировал его вялый жест и круто свернул влево. Второй, легко отрываясь от пола и поджимая опорную ногу, другой ногой нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Пока охранник летел к дверям лифта, боевик присоединился к своему товарищу.
Два мощных удара – в пах и височную область, – и второй охранник, не успев воспользоваться своим оружием, упал на пол. Могучий на вид представитель братвы явно растерялся и замер, однако он представлял для боевиков некоторую опасность. Номер второй ударил его ногой в подколенную чашечку и тут же вынес ногу высоко вверх. Голова парня дернулась, и он завалился на бок.
Двое на третьем этаже тоже достигли небольшого отдела, где в витрине были разложены золотые украшения. Третий двигался навстречу охраннику третьего этажа. Когда они сблизились, двое неожиданно отвернули от витрин с золотом, устремившись в служебные помещения рядом с лифтом.
Бригадир местных спортивных братков Юрий Блинов томился от безделья в своем офисе на втором этаже универмага. Он уже по сто раз испробовал все возможные средства развлечься, вплоть до последнего: выкурил папироску хорошей травки. Затем, гоняя в голове анекдоты про себя, про «нового русского», он дико ржал до слез, удивляясь тупости обладателей последних моделей «БМВ» и шестисотых «мерсов».
Вторая папироса снова вогнала в него скуку и настроила на минорный лад.
Телки надоели, философствовал он. Одно и то же – все вдоль, ни одной поперечной не попалось. Мальчики – и это было. Фу, грязь, отвратно! Острова на Тихом и Атлантике были. Лететь только долго, неохота. Да еще ямы воздушные, своими глазами видишь собственный желудок, вылезающий изо рта. Это еще противней, чем мальчики. Морду кому набить – статус уже не тот. Только свистни, нет, только сложи губы дудочкой – и бригада быстрее «Скорой помощи» прибудет на место и набьет. Хотя даже бить не будут: кому надо, сам разобьет свою башку о стену, об асфальт, обо что прикажут, о то и разобьет. Жратва – все уже перепробовал, перепил, перекурил... Здесь, в «Радуге», в этом офисе самое клевое место, чувствуешь свою значимость: внизу этаж с твоими товарами, вверху и по обе стороны ушей. Директор магазина дерьмо, еще ничего толкового не сделал. Чуть что, бежит: «Юрий Иванович!..» Своя братва тоже начинает по имени-отчеству. Новая жена, под потолок ростом, та строго, медленно выворачивая губы, скажет: «Ю- урий». Сорок лет, а, сорок лет! Сам себя только иногда Юрком обзовешь.
Облака приторно-сладкого дыма возвратили его в прошлое: времена были лучше, радовался первому видику, как первому ребенку, замирал и сжимал кулаки, когда на экране мелькали черные пояса ниндзя, прости Господи... И с затаенным страхом ждал милиции, с трепетом ждал; потом пообтерся на нарах в следственном изоляторе... Сейчас страха нет, не ждешь милицию. А если та придет, то просто в гости.
«Че будешь? Какой? Столетней давности не пробовал? А закусывать чем? Обезьяньи яйца подойдут? Ну че косеешь, жри!»
Вот эта официальность, она режет, убивает, в натуре! Все распределили, на ломти поломали. А ведь хочется сесть в
Уже давно откатила куда-то волна адреналина и застыла вдалеке подобно цунами. Разбежаться бы, нырнуть и долго не выныривать; глотать вязкую жидкость ртом, жадно, с присвистом, всасывать носом. Захмелеть – утонуть – воскреснуть. Появиться в рубище, начать все сначала: купить видик, сжимать кулаки: ха! хо! йя! – и потаенное: ждать и бояться... глотать... умереть... воскреснуть...
Безумство...
Анаша...
Хорошая травка, забористая, заставляет думать. Буквально на днях он угостил косяком знакомого мента, тот вмиг распоясался, осмелел донельзя, с ходу подхватил мысль о дележе, которая не покидала бригадира ни на минуту.
– Все поделено, наломано, согласен. На чужой каравай не разевай. Видишь, твоя полка – лежи. И лежат дела на твоих братков и на тебя на своих полках, а в папках тех все: что, где, когда. Только ведь вас с поличным не возьмешь – вот проблема века. Знаем, а не можем. Да, лежит дерьмо, знаем кто навалил, знаем когда, но улику – поганую бумажку – ты унес с собой. И спроси теперь меня, что делать с кучей дерьма?
– Ну и что с ней делать?
Они смотрели друг на друга обкуренными глазами. Один – авторитет в криминальном мире, второй вообще никто, нахватавшийся слов о полках, делах, и главное – сам весь в дерьме по уши.
– Отвечаю: полежит, заветрит, вонять перестанет. Или грузовик колесом наедет! И размажет! Ну это же мелочь – одна куча, чего из-за нее расстраиваться, вон их сколько! Стоят за твоей дверью; одни и те же разговоры: про джипы, сауны, телок, разбитые морды, отнятые квартиры. Избито? Нет, скажи, избито?
– П
