разговора Зельман – Витте. Артемов установил-таки, что дочь Марты похищена; однако, подумал Ленц, это и дураку понятно. Хотя Артемова таковым никогда не считал. Полковник, попав в «непонятную ситуацию», сделал единственно верный ход – вышел на самого руководителя военной разведки, причем единственно возможным способом – вызвав огонь на себя. Спрут знал все до слова, о чем говорили Артемов и его бывшая помощница.
«Шеф вызывал тебя?»
«Да».
«И что?»
«Сказал, что мы оба доиграемся». «А про себя он не забыл?»
Артемов, подписывая телеграммы от имени начальника ГРУ, действительно вызвал огонь на себя. Только таким способом ему можно было избежать прямой угрозы, если ГРУ причастно к похищению дочери Марты. В любом другом случае Артемову дали бы доиграть хотя бы до середины. А так он выяснил, кто враги, а кто свои. Свои остались своими. Также не надеялся, что попадет на ковер к шефу; то, что его закатают в этот ковер и вторично вынесут на помойку, Артемов исключал изначально. «Он вел хорошую игру», – еще раз похвалил бывшего сотрудника генерал Ленц.
За круглосуточным наблюдением за одним объектом необходимо до тридцати оперативников, работающих посменно. В «Аквариуме» придерживались примерно такой же тактики. Сейчас больше сотни оперативников не спускали глаз ни с Артемова, ни с Марты и ее коллег. За Боровичем также было установлено круглосуточное наблюдение, в эту группу «наружки» вошли самые опытные «филеры» военной разведки.
Одна из групп наружного наблюдения получила нахлобучку по полной программе. 3 апреля она отсекла на своей «БМВ» «хвост», тащившийся за машиной Артемова от Хорошевки, на улице Зорге. «Он медленно ехал», – оправдывался старший группы. «А ты теперь будешь быстро ходить».
«Бумер» у них забрали.
Глава 3
ОПЕРАЦИЯ «ЦИРКУЛЬ»
Человека, в огромный кабинет которого вошел Александр Борович, он никогда не называл по имени- отчеству, лишь официально – товарищ генерал, не прибавляя «армии». Были бы 20-е на дворе, Борович жадно называл бы его товарищем наркомом. Он никогда не сидел напротив его рабочего стола, лишь вместе порой коротко сиживали за длинным столом для совещаний, находящимся здесь же, заставленным, как на утро второго свадебного дня, бутылками с минеральной водой.
«Товарищ генерал», которого за глаза называли Зубром, любил «Дворцовую»; из крепких напитков предпочитал настоящую «Зубровку», из легких вин – грузинское «Алазани».
Он был невысокого роста, с отнюдь не представительной внешностью. Имидж делал его долго, выдерживал в деревянных бараках, казармах, под резкое гавканье строевых песен… Давно это было. Когда Зубра называли сначала «товарищ сержант», потом – «товарищ капитан»…
Зубр любил головные уборы с уродскими щегольскими высокими тульями и непомерно огромными козырьками. Раньше он обшивался в Доме военной одежды на Полежаевке, сейчас – в высококлассных ателье.
Ему очень шли очки в роговой оправе, обязательно в коричневатых тонах и с тонированными же стеклами. А к ним, в свою очередь, подходил черный военный берет без каких-либо «украшений». У него были длинные сильные руки, широкие плечи, жена-красавица и сын – явно не в нее, как и отец – коренастый и ширококостный. Он не любил мэра Лужкова, его любовь к лошадям. Он не возлюбил бы его даже за любовь к БТРам.
Когда в кабинет Зубра вошел Борович и остановился, вытянувшись, справа от стола совещаний, хозяин этого просторного кабинета, где, казалось, было полно не простых, а нэповских тараканов, поднял на подчиненного стальные глаза и снова что-то застрочил на простой, безо всякого грифа бумаге.
Кто-то не без оснований наверняка сравнивал Зубра с Ариелем Шароном, тучным мужичком только с виду, простоватым и с неуверенными движениями (уверенной рукой премьер-министр Израиля вытирал только взмокший лоб). Однако мало кто знает, что именно «в период своего политического влияния Шарон оказал очень большое воздействие на все ветви разведывательного сообщества».
Ариель Шейнерман родился в 1928 году в Палестине. Во время войны 1948 года Шарон был ранен, но вернулся в строй и в 1953 году принял участие в создании подразделения «101», которое стало прообразом спецназа «сайерет». Подразделение «101», которое совершало карательные рейды на арабские территории, насчитывало всего 45 человек и просуществовало недолго, но, по словам Шарона, «эти пять месяцев оказали решающее воздействие на борьбу Израиля с терроризмом». О практике подразделения свидетельствует получивший большую огласку рейд на иорданскую деревню Киббия ночью 14 октября 1953 года. Тогда в ответ на убийство еврейской семьи подразделение «101» – при поддержке регулярных частей – вошло в деревню, и «парни Шарона» взорвали 50 домов. Часть иорданцев разбежались, но погибли 69 человек, включая прятавшихся в домах женщин и детей. Шарон говорил о произошедшем как о «намеренной трагедии».
Затем Шарон был назначен командующим парашютно-десантными войсками и быстро превратил их в «нетрадиционные антитеррористические силы». За 7 месяцев его люди убили 104 и арестовали 172 палестинца.
Шарон пытался создать для себя пост «министра разведки», подчинив все ветви разведывательного сообщества, добивался контроля над «Лакамом», «Моссадом» и «Шин Бет». Будучи министром обороны, Шарон создал «двор Арика» – неофициальные, но влиятельные аналитические группы, в которые входили как государственные чиновники, так и частные граждане, ветераны «Моссада», генералы, помощники министров, торговцы оружием и прочие. Он не раз пытался реализовать, иногда привлекая традиционные каналы спецслужб, а иногда и помимо них, различные военные и внешнеполитические проекты.
В общем, Зубр и был Шароном советско-российского пошиба, отнюдь не отдаленно смахивающий на израильского двойника как отдельными частями биографии, так и «общими взглядами и методами».
Может, сравнивая, кто-то пытался робко сказать или показать: его серьезные политические, по сути, миротворческие успехи сочетались с лихими и далеко не всегда целесообразными авантюрами. Ушел бы в отставку с присказкой – «устал».
Не дождетесь.
