Марты к реальному образу Сергея, и воображение, которое играло с нею раньше, рассыпается, распадается на многие осколки, рушится в стеклянную пыль.
«Он выше, красивее и моложе…»
Словно проверяя себя, Марта тронула Иваненко за руку:
– Сергей?..
Хирург, смущенный пристальным вниманием немки, кивнул:
– Да.
Она обняла его и поцеловала… Тихо, чтобы никто не слышал, прошептала на ухо:
– Спасибо тебе… Я никогда не забуду…
И отошла от него.
Марк, сидящий рядом с Иваненко, тихо заметил:
– Кажется, ты ей понравился…
Стофферс открыл было рот, но Марковцев остановил его жестом:
– Это ее выбор. Не надо ничего менять.
И Марк и Стофферс в одно мгновение поняли, что означает этот недвусмысленный жест Марты. Казалось, она действительно выбирала, поздравляя, и остановилась на последнем бойце. А может, именно потому, что Сергей Иваненко сидел последним в ряду диверсионной группы.
– Он ноги мертвым взрывал, – сквозь зубы процедил немец. А перед глазами снующий от камеры к камере Хирург, приводящий смертные приговоры в исполнение. Человек, который освободил остальных диверсантов от самой грязной работы. Но опять же – не из сострадания, сочувствия в нем не больше, чем в стакане с ядом. – У вас, русских, всегда так, – шипел Стофферс, косясь то на Иваненко, то на Марту. Шипел тихо, чтобы не услышала. – Одним все, другим – ничего. Меры не знаете. Особенно ты. Ты готов ничего не замечать вокруг. А если что и замечаешь, тут же забываешь, да? В следующий раз, когда меня спросят, откуда я знаю русский, скажу, что знал одну сволочь из ГРУ, которая посадила меня в тюрьму.
– Ты ничего не забыл?
– В смысле?
– Я просил тебя напомнить, что финал не бывает случайным.
– Так мы еще не долетели до базы! – выкрутился Стофферс.
Ленц ни разу не удостаивал контору Боровича своим визитом не то что ночью, но и в светлое время суток. Вживую его не видел ни один сотрудник этого управления. Однако охранник, находящийся за стойкой, напоминающей барную, узнал начальника военной разведки – больше по наитию, нежели по редким фото, публикуемым в прессе и появляющимся на специальных интернет-сайтах. В частности, фотокамера запечатлела начальника ГРУ во время встречи с американским коллегой накануне 85-летнего юбилея Главного разведывательного управления.
Спрут был в военной форме. Он шел быстрым шагом, и полы его шинели разлетались, как крылья «летучей мыши», символа военной разведки. Глаза не мигая смотрели из-под козырька фуражки.
– Здравия желаю, товарищ г-генерал армии! – чуть заикаясь приветствовал начальника ГРУ дежурный офицер управления, одетый в гражданское. И все. Казалось, его словарный запас заканчивался на этом. И он буквально ляпнул, не находя лучшего продолжения: – Вы к генерал-майору Боровичу?
– Точно не к тебе, – резко ответил Спрут. – Можешь поверить на слово.
Офицер из группы физической защиты начальника военной разведки толкнул турникет и прошел в офис первым, двое других, пропустив шефа впереди себя и мельком показав дежурному удостоверения, замыкали шествие.
От Директора, как от Снежной Королевы, повеяло холодом, когда он стремительно прошагал по темноватому холлу в кабинет начальника управления.
– Здравия…
– Здравствуй, – оборвал Боровича Ленц. Он резко выдвинул стул, сел на него, фуражку положил на стол справа от себя. Глянул на хозяина кабинета.
Борович съежился под отяжелевшим строгим костюмом, старался проглотить тугой ком, подступивший к горлу, чему мешал, наверное, итальянский галстук в легкомысленных фиалковых тонах.
– Сядь, – велел Спрут Боровичу. Он снял часы с золотистым браслетом и как-то по-домашнему ойкнул, зацепив волосок на руке. Демонстративно положив часы перед собой, генерал приступил к делу. – У тебя будет двадцать четыре секунды – отсчет начнется, как только я закончу. За это время ты должен будешь успеть: первое – снять трубку телефона, второе – набрать номер, третье – отдать распоряжение, чтобы девочку, Каролину Зельман, и ее отца Карла доставили в безопасное место или, по крайней мере, оставили на месте – без надзора. Четвертое: ты предупредишь своих людей, чтобы с головы заложников не упал ни один волос. Теперь примечания, – в стиле радиограммы продолжил генерал. – Боевики «Ариадны» (в это название Спрут вложил ему одному известный смысл) освободили пленных спецназовцев и близки к тому, чтобы доставить их на немецкую военную базу в Турции. По крайней мере там они будут в безопасности. – Ленц продолжил без паузы: – Ну что, говнюк, доигрался?
Борович на автомате проглотил оскорбление. Он сделал попытку защищаться, а глаза шарили по стильному перламутровому телефонному аппарату. Он должен, обязан позвонить – только он наберет другой номер. Рискнет головой, но сделает это. Этак по-геройски, по-американски: я сделал это, он сделал это, мы сделали это. Этак патриотично, с детства не зная других слов. Сходил в туалет, вышел с натруженными красными глазами и, глотая слезы, к родителям: «Я сделал это!» Слез с залитой слезами девчонки и вместе с ней, хором: «Мы сделали это! Вместе». И Борович сделает это.
Спрут легко разобрался в его «глазной» суете. Без намека на иронию генерал сказал:
