– Автобус?
– Ну не такси же. Автобус, конечно. Марки «Бова». – Шатров посмотрел на часы. – Наверное, уже тронулся с нашим караваном.
– Мог бы и сам тормознуть его.
– Мог, – пожал плечами Андрей. – Только зачем? Нагоним караван в Григорьевском, разберемся, предъяву выкатим.
– Ладно, я сейчас. – Горбатый зашел в ванную, умылся, поправил золотую цепочку на груди. Поверх майки накинул кожаную куртку, сунул ноги в разношенные кроссовки.
Шатров приехал на вороном «Ситроене». Тачка «чистая», из Германии. Ходкая, приемистая. Двигатель, форсированная коробка передач и кузов настолько сбалансированы, подогнаны друг к другу, что даже повышенный шум мотора доставлял эстетическое удовольствие.
Андрей вывел машину из двора по улице Революционной. Поворачивая на Кутузовский проспект, подрезал «Ниву», длинно просигналив, и набрал скорость.
Путь лежал мимо «Пятака». Справа по ходу движения, напротив ряда металлических гаражей, находилась площадка, откуда уходили в рейс до Москвы челночные автобусы. Сейчас стоянка пустовала, челноки гнали по трассе и первую остановку сделают в Григорьевском.
В отличие от пяти других туристических автобусов, «Бова» был залетной птицей, неподконтрольной местной преступной группировке. Как он оказался в их числе, маскировался ли среди них, дабы не стать жертвой налогообложения, в том числе и за безопасность на тысячекилометровом пути, и предстояло выяснить братве.
Они нагнали караван через сорок минут, впереди еще полтора часа неторопливой езды.
– Что за публика в автобусе, интересовался? – спросил Борис, четко представляя привычную картину. Пассажиры автобусов в большинстве своем дожидались отправки рейса на улице, лишь малая часть находилась внутри. Почти никого со стороны, все челноки, водители и диспетчеры знают друг друга давно. В салоне они располагаются не так, как в обычных туристических автобусах. Пара сидений на одного челнока. На двух местах можно скрючиться и поспать. До Москвы тысяча с небольшим верст, но Горбатый знал, что некоторые мотаются за шмотками даже в Китай. Шесть суток. С ума сойти.
– Когда я подъехал, – объяснял Шатров, – челноки уже сидели в автобусе. При закрытых дверях. – Водитель покачал головой: рисоваться буквально неопознанной толпой, а после на халяву пристроиться к организованному каравану считалось поступком дерзким. – Решил оставить их в покое. В Григорьевском отстегнут в пять раз больше.
– Может, кто-то из диспетчеров борзанул? – спросил Горбатый.
– Да не думаю. Мне Танька-диспетчер и звякнула насчет залетного. Не знаю, говорит, кто такие, на лобовом стекле табличка «Новоград – Москва».
Эту табличку они увидели в Григорьевском. Она была интересно реализована: готические буквы, разделенные горизонтальной стрелой желтого цвета, были немного смещены вперед и наползали друг на друга. Какая-то стремительность, напористость виделась в ней.
Автобусы съехали на площадку. Челноки разбрелись по торговым точкам, прикупая горячие манты, котлеты с картошкой, салаты и прочее. «Бова» стоял последним. У него была очень низкая посадка. Туалет, находящийся в середине салона, казалось, цеплял при движении дорогу.
Из туристического автобуса никто не вышел. Тонированные стекла не позволили разглядеть, сколько человек находится внутри.
– Пойдем? – Шаров открыл дверцу со своей стороны.
– Пошли, – отозвался Горбатый. Он вынул из кармана куртки пистолет Макарова и сунул оружие за пояс.
Они подошли к автобусу деловой походкой. Горбатый постучал в дверь и в ожидании уставился в тонированное стекло. Сумел рассмотреть водителя. Тот и не думал открывать дверь. Борис застучал по стеклу кулаком, спокойно, однако, прикидывая, в какую сумму челнокам выкатится предъява. Он вообще был человеком спокойным. Как и другой человек, которого он пока еще не видел.
Зашипела гидравлика, и дверь наконец-то открылась.
Горбатый вошел в салон первым и тут же накатил на водителя:
– Проблемы с ушами?
– Они у меня красные? – Водила продолжал смотреть перед собой, не удостоив братву своим вниманием.
– Скоро ты узнаешь, какого они цвета. Когда будешь рассматривать их в своих руках.
– Эй ты, красноречивый, – донеслось до Горбатого, – заткни пасть!
Дверь закрылась. И только сейчас парни догадались посмотреть на тех, кто находился в салоне.
Их было человек двадцать. Все мужчины до тридцати лет. Все кавказской наружности.
Взгляд Горбатого блуждал по смуглым лицам. Ему не терпелось узнать, кто так некорректно посоветовал ему закрыть рот.
Кто? Может, светловолосый с массивной, выпяченной вперед челюстью?
Или плечистый урод с мохнатыми бровями?
А может, высокий, на полголовы возвышающийся над остальными, горбоносый здоровяк?
