– Шарипом. Но, в отличие от непальского офицера, тот предпочел огласке молчание.
...Султан уважал свободы старшей дочери – именно так, во множественном числе. Если случалось им обоим бывать в Москве, он всегда спрашивал разрешения прийти к ней в гости, в крайнем случае – предупреждал о визите телефонным звонком. Он знал, хотя порой и не хотел знать, имена ее любовников и тех, кто назвал себя ее друзьями. Султан честно предупреждал Амину: «Рискованно, очень рискованно становиться друзьями семьи Султана Узбека, нашей семьи».
Об этой деликатности Султана знали даже его деловые партнеры. Как-то раз он, находясь в гостях у генерала Баскакова, позвонил Амине с его телефона и предупредил, что скоро приедет. Султан не видел выражение лица Баскакова, но тому были знакомы схожие чувства. Он тоже нередко (пока не развелся с женой) предупреждал по телефону «что скоро будет», давая возможность прибраться в спальне и привести себя в порядок ей и убраться за пределы пистолетного выстрела – ее любовнику. Он тоже знал его имя, но не хотел видеть траур на лице жены, потому что любил ее.
Эти странности, а может, привычки, были известны Валерию Кознову. Они хранились в виде записей в записной книжке, которая с годами потрепалась, но не потеряла ценности. Когда в ней уже не осталось места, он оставил ее в покое. Теперь все, что было нужно, хранил в своей голове.
Книжка представляла собой одну часть шифра – в ней не было имен, только «сводные данные»; только он один мог подставить имена.
Вот и сегодня Кознов пролистал книжку и остановился на странице, где было написано следующее: «...всегда предупреждает ее о своем визите. Чаще всего – по телефону, реже – через посыльных». Эту информацию ему по его просьбе предоставил генерал Баскаков во время их последней встречи. Он не спросил, зачем Кознову информация такого рода. Ему было поручено трудное задание, в котором мелочей и лишних деталей не существовало.
Валерий Кознов поджидал Чащина с нетерпением. Майор позвонил ему на сотовый, как только сошел с трапа самолета. Потягивая виски, Кознов поигрывал памятной медалью, пропуская ее между пальцев: вперед, назад. Этому трюку он научился лет двадцать назад и с тех пор в этом приеме находил успокоение.
Он снял угол в квартире Михаила Чащина на Беговой. Он особо не приучал себя к спартанским условиям, но мог приспособиться к любым. Однажды ему пришлось провести в одном продуваемом всеми ветрами месте больше тридцати часов. Это была оборудованная им снайперская точка. Он поджидал клиента и чувствовал себя... нет, не охотником, а зверем, зная, что рано или поздно жертва появится. Он знал точно место, а время – приблизительно. Тот миг, в который он придавил спусковой крючок винтовки, канул в бесконечности полутора суток ожидания. Но он стоил того – в этом Кознов мог поклясться даже по прошествии многих лет. Даже не так: каждое из мгновений, из которых и сложились долгие часы ожидания, стоили этого. Как и в предыдущих делах, заказчиком выступал генерал Баскаков.
Если у Кознова были свои пристрастия в плане алкогольных напитков, то у Михаила Чащина свои, но в плане курева. Время от времени он, словно работал по совместительству частным сыщиком, выкуривал хорошую, по-настоящему хорошую сигару. Надо сказать, делал он это со вкусом, и признаков игры или подражания не замечал даже Кознов, всю жизнь проживший на измене.
С едва приметной бородкой клинышком, круглолицый, он мог принести неплохой доход какой-нибудь табачной компании, снявшись вместе с непьющим, некурящим, избегающим женского общества мужиком. Он выпускает клуб дыма в его сторону и говорит: «Его доконал здоровый образ жизни».
Вообще складывалось такое впечатление, что Чащину шло все, что он делал: курил, говорил, жестикулировал, пил пиво из горлышка, откусывал от хот-дога.
Вот и сейчас он, натурально прошвырнувшись по залу своей квартиры и находя ее буквально нетронутой (Кознов действительно не тронул без надобности ни одной вещи, разве что полил цветы на подоконниках), сел в кресло, высоко вздернув штанину, и неторопливо раскурил сигару. Он не смотрел на гостя, он был занят своим любимым делом. Такие люди не могли не вызывать симпатий. Но было заметно, что в это время он расслаблялся и чувствовал себя так, как если бы скинул ненавистный деловой костюм и надел свободные тренировочные брюки и майку. Кознов был готов перенять у него эту свободу...
– Как все прошло? – спросил он.
– Как по маслу, – ответил Чащин.
– Узбек поверил тебе?
Чащин пожал плечами, как бы говоря: «Разве об этом стоит говорить?»
– Узбек не верит никому. Те, кто подводили его, плохо кончили. За примером далеко ходить не надо, – намекнул Михаил Чащин на покойного генерала Баскакова. – Узбек его пальцем не тронул, а где теперь наш шеф?
– Тебе налить выпить? – предложил Кознов.
– Было бы неплохо.
Валерий принес второй стакан и наполнил его на четверть. Чащин опорожнил его в два глотка и облизнул губы, сморщившись при этом. Он не скрывал, что не любил «самогонку», которую сам Кознов обожал.
– Да, ты прав, – продолжил Чащин, затянувшись дымом сигары. – Если бы я заикнулся о вознаграждении, Узбек заподозрил бы меня. А так... – Он снова пожал плечами. – Непонятно, на что я рассчитывал, сообщив ему о том, что его заказали. Он мог заподозрить меня в глупости, недальновидности, в чем угодно. Провокации так не строятся...
Он мог еще долго говорить, а точнее, напускать тумана, ясности в его речи не было. Валерий Кознов бы посоветовал ему вспомнить их прошлую беседу. Тогда он спросил, сможет ли Чащин сдать его Узбеку. Надо отдать Чащину должное, он и глазом не моргнул: «Почему нет?». И только потом задал встречный вопрос: «Что это даст?». Кознов ответил: «Хочу, чтобы Узбек занервничал и выполз из своей норы».
– Что сказал Султан, прощаясь с тобой?
– Слова из Священного писания. «Благословенны те, кто ничего не ждет, ибо они не разочаруются». Он живет рядом с могилой...
– Адама, я знаю, – перебил Кознов. – Для меня главное – Султан заглотил приманку.
Он помолчал.
– Мне придется съехать. Поживу у другого человека. С тобой мы больше не увидимся.
С этими словами Кознов вынул пистолет со специальным бесшумным патроном с отсечкой газов и направил его на Михаила Чащина. Чуть склонив голову набок, он нажал на спусковой крючок. Чащин уронил голову на грудь, и сигара, выпав у него из рук, прокатилась по полу.
Глава 7
...Первым погоню заметил Ясон. Он бросал частый взгляд в панорамное зеркальце.
– Нам сели на хвост.
Сергей Марковцев оглянулся и увидел пару черных как смоль «Ауди»...
Он смотрел в окно и не верил своим глазам. Тогда как шестое чувство подсказывало: все хорошее и плохое в этом деле осталось позади, на летном поле аэродрома...
...Марковцев смотрел в десятикратную оптику британской винтовки. Первое, на что он обратил внимание, – это трап, который уже успели подать к самолету. Значит, его выводы оказались верны. Посадка на «Боинг» будет осуществляться на дальней, второй по счету, но третьей по наименованию взлетно-посадочной полосе.
По направлению к «Боингу», медленно набирая скорость, поехал автобус, за ним другой. Сергей проводил их взглядом поверх оптики и снова посмотрел в прицел – уже когда из автобуса вышел первый пассажир. Им оказался мужчина лет тридцати. На руках он держал малышку. Следом вышла женщина и тоже с ребенком. Вот она что-то сказала стюардессе, та ответила глубоким кивком и улыбкой.
Ветра не было. Только бортпроводница куталась в синий плащ и зябко поводила плечами; руки она держала в карманах. Но вот она вынула радиостанцию и, выслушав распоряжение, стала проверять билеты. Вторая стюардесса встречала пассажиров на верхней площадке высоченного трапа и каждому указывала рукой направление.
Марковцев не обделил вниманием ни одного пассажира, хотя сейчас для него было ясно: специальный агент ЦРУ Гвидо Терон и «другие официальные лица» сядут в самолет последними.
