— Ошибаешься. Зуля сама ушла, тебе это прекрасно известно.
— Конечно. Так собачку заводят. Не кормят псину, не выгуливают, пинком под хвост отбрасывают, когда она под ногами крутится. Не выдерживает собака, уходит, а хозяин жалуется: пропала собака.
— Ты меня прорабатывать собралась?
— Почему бы и нет? Ты в чужих душах копаешься, можешь и о своей послушать, не убудет с тебя. Знаешь, я ведь тоже была влюблена в тебя.
— Сочиняешь, Галка, — поразился Костя.
— Правда. На третьем курсе. Мы с тобой даже целовались.
— Когда? Что ты врешь!
— Не вру. На даче у Мишки. Ты был здорово пьяный.
— Все равно я бы помнил.
— Ничего бы не помнил. Я же тебе говорю: для тебя женщина — физиологическая приставка. Дело, работа — вот это тебя увлекает до глубины потрохов. Ты мысленно посмотри на женщин, с которыми имел дело. Вот эта твоя, не помню, как зовут, из продовольственного магазина, — типичная представительница.
— Галина, ты к чему ведешь?
— К тому, что ты всегда был ущербный. И если невестке Анны Рудольфовны удалось разбудить тебя, то ей памятник можно поставить.
— А мне что делать?
— В каком смысле?
— Во всех.
— Колесов, ты же действительно не умеешь ухаживать за женщинами! — Галина всплеснула руками. — Конечно! Где тебе было учиться?
— Среди прочих достоинств этот недостаток до недавнего времени мне не мешал.
— Ой, Костенька, во мне прямо бушует женское злорадство. Отлились тебе девичьи слезки!
— Галка! Перестань ерничать! Я к тебе как к товарищу обращаюсь за советом, а ты куражишься.
— Хорошо, не буду. Прежде всего, перенесите свои свидания с территории больницы в скверы и парки Москвы.
— Не могу.
— Почему?
— По кочану.
— Костя, ты не уверен в ее чувствах, — заключила Галина, на минуту задумалась, а потом продолжила: — Не станет женщина по два часа прогуливаться с мужиком, если он ей безразличен. Нет, она явно к тебе неравнодушна. Слушай, тебе не кажется, что я сейчас выступаю в роли вульгарной сводницы?
— Не кажется. Продолжай.
— Кость, объяснись ей в любви. Ты должен не проиграть во времени. Знаешь, что сделает Мымра? Она выложит все Анне Рудольфовне. Не важно, что волноваться, как ты говоришь, не из-за чего, она такого насочиняет, что твоей подруге вовек не отмыться.
Костя брезгливо поморщился. И… выплеснул свое негодование на Галину.
— Может, и ты в ее команде? — процедил он. — Ты же с этой гадиной только что не целуешься. Цветочки на день рождения, коробочки конфет к праздникам…
— А ты что хотел? — Галка тоже разозлилась. — Да, я считаю, что с дерьмом, если оно начальство, надо ладить, не ворошить его и не портить себе жизнь вонью. Потому-то я ей и цветочки принесу, и коньяк любимый. А работать буду спокойно и не трепать себе нервы. Тебе хорошо быть принципиальным — ты ведь ни за кого, кроме себя, не отвечаешь! А на мне семья и сотрудники.
— Галка, извини, я не хотел тебя обидеть. Вернее, хотел, но не тебя. Ты все делаешь правильно. Понятно, что мы — паршивые интеллигенты — никогда не сумеем организоваться и сбросить Мымру. Хотя, по справедливости, на ее месте давно должна быть ты.
— Не льсти, нахал. Есть сигареты?
— Я в клинике не курю.
— Я тоже. Пойду отнесу практикантам пироги и стрельну у них.
— Захвати историю болезни Анны Рудольфовны, — попросил Костя.
Пока Галина отсутствовала, он обдумывал ситуацию. Проблемы на двух фронтах — личном и служебном. Война на два фронта — залог поражения. Он согласен на поражение в боях с Мымрой. Пусть живет. Но одно с другим чертовски связано.
— На чем мы остановились? — спросила вернувшаяся Галина.
— На том, что я должен объясниться Вере в любви.
— Правильно. Тебе слова подсказать?
— Обойдусь. Понимаешь, я боюсь, что мое объяснение станет нашей последней встречей.
— Но почему?
— Потому что она порядочная замужняя женщина.
Галина молча сделала несколько затяжек и погасила сигарету.
— Порядочная женщина не ходит на свидания к другому мужику, — покачала она головой. — Она проводит время с мужем. Ей с тобой хорошо, ты ей нравишься. Она созрела. Атакуй! Буря и натиск. Слова не дай сказать, сразу под коленки — бац, чтобы свалилась. И полчаса отвечала только на твои страстные поцелуи.
— В больничном парке?
— Ну, я фигурально выражаюсь. Что? Тебя и этому учить? Кроме того, Костенька, все женщины питают большую слабость к мужикам, которые объясняются им в любви. Знаешь, что-то материнское просыпается.
— Галка, уж не хочешь ли ты сказать, что изменяешь Олегу?
— Боже упаси! — рассмеялась Галина. — Ничего подобного я сказать не хочу. Наша крепкая семья держится на том, что я не выпускаю из рук рога мужа!
Глава 13
Нагруженная сумками и пакетами Анна вошла в квартиру. Ее не покидало возбужденное нетерпение — завтра Юру привезут домой. А сегодня у нее был суматошный день — сначала в больнице растолковывала Луизе Ивановне, как ухаживать за Юрой, потом встречалась в метро с Ольгой, которая передала деньги, потом поменяла сто долларов и отправилась по магазинам и на рынок, чтобы купить продукты для праздничного стола. Истратила много, но от разменянной сотни еще осталось на перевозку Юры в машине “Скорой помощи” и на несколько дней жизни. Оставшиеся доллары надо спрятать.
Сначала Анна не поняла, что произошло. Она искала в сумке кошелек, не находила, злилась на себя, снова искала, потом вытряхнула содержимое на стол — расческа, пудреница, губная помада, носовой платок, мелочь, записная книжка, ключи от квартиры свекрови… Кошелька не было. Она бросилась в кухню — посмотреть в пакетах с продуктами. Кошелька не было и в них.
— Таня! — закричала Анна. — Я не могу найти деньги.
Принялись искать вдвоем. Снова трясли сумку, выложили все продукты на стол. Денег не было.
— Их украли, — едва выговорила Анна. — Я не могла потерять. Последний раз, я помню, покупала огурцы, положила кошелек в это отделение.
Ее охватил озноб, руки дрожали, ноги подкашивались…
— Но это невозможно, — твердила она, заикаясь. — Со мной так нельзя поступить, у меня ведь дети, муж болен. Нам же не на что жить. Нет, так не могут со мной поступить, не могут. Разве они не понимают?
— Аня, успокойся!
