Костя иногда выходил за продуктами. Сам же и готовил, потому что повариха из Веры была из рук вон плохая. Холостяцкая жизнь заставила его освоить кулинарию. А у Веры никогда не было необходимости стоять у плиты. Дома готовила Анна Рудольфовна, а в Мехико они предпочитали рестораны и полуфабрикаты для микроволновой печи.
Сегодня Костя вызвался приготовить рыбное филе с шампиньонами и сладким перцем. Он стоял у плиты, спиной к Вере, она сидела на диванчике. Костин костюм состоял из трусов, рубашки и кухонного фартука, Верин гардероб уже десять дней заключался только в Костиных сорочках.
— С традиционной точки зрения, — говорил Костя, — сочетание двух характерных вкусов — грибов и сладкого перца — недопустимо.
— Правда? — Вера достала сметку для пыли из птичьих перышек, тихонько пощекотала его выше коленки.
— Один вкус, по идее, — Костя почесал ногу, — должен убить другой. Но этого не происходит.
— Почему? — Вера пощекотала другую Костину конечность.
— Они настолько разнятся…
Вера не унималась, и Костя по очереди чесал то одну, то другую ногу.
— …Что могут либо подчеркнуть вкус антагониста, либо создать совершенно… Хулиганка! Я думал, у меня блохи!
Он быстро обернулся, поймал сметку, и не успела Вера выпустить дразнилку, как Костя схватил ее за руку.
— Пусть горит. Я поставлю на маленький огонь.
— Я хочу есть и дослушать про перец и шампиньоны..
— Именно про них я тебе сейчас и расскажу.
Когда они наконец уселись ужинать, Вера высоко оценила экзотическое блюдо:
— Очень вкусно. Праздник гурмана.
— Ложь, — Костя погрозил ей кусочком хлеба, — первый из пороков. Рыба не удалась. Но есть ужасно хочется. За все в жизни надо платить. Я готов.
— К чему?
— Перейти на сыроедение.
— Я тоже сыр люблю.
— Верочка, я имел в виду, что макароны и картошку мы будем есть сырыми.
— Но сварить макароны и пожарить картошку я сумею.
— Кто тебе позволит? Использовать тебя как кухарку крайне нерационально.
— А как меня использовать рационально?
— Если я сейчас начну объяснять, то мы опять не поужинаем.
— Пошляк, — рассмеялась Вера.
— В высшей степени, — быстро согласился Костя.
— Я помою посуду, — поднялась Вера, но Костя ее остановил:
— Не женское это дело. Твое дело коня на скаку останавливать, в горящую избу входить. И не щекотаться! Можешь подойти сзади. Так, правильно. Руки положить мне на пояс, голову, нежно, — на мою мужественную спину.
— Положила. Костя, а тебя не интересует, что во внешнем мире делается?
— Абсолютно.
— Костя, а вдруг там снова путч?
— Средства, помогающие избавиться от кишечных газов, называются ветрогонные.
— Какой ты умный!
— Сам удивляюсь.
— Не задавайся! На самом деле, мне кажется, что ты здорово поглупел за последние дни. Я тоже, но у женщин это не очень заметно. Доктор наук, называется!
— Кто? Я доктор наук? Точно, поглупел, согласен. Хорошо, что успел защититься. Сейчас я даже таблицы умножения не помню. Счастливые блаженны.
Костя вытер руки.
— Меняем исходное положение, — объявил он.
Обнявшись, они пришли в спальню и забрались на кровать. Костя сел, подложив под спину подушки, Вера примостилась у него на груди. Эта поза называлась у них “разговорная”.
— Костя, я хочу позвонить Анне.
— Зачем? — насторожился он.
— Съездить с ней в магазины, купить кое-что: белье, парфюмерию. Костя, я не могу вечно ходить в твоих сорочках.
— Жаль. Ты похожа на рабыню, а я вдруг открыл в себе задатки рабовладельца. Вера, но почему с Анной Сергеевной? Почему ты хочешь лишить меня удовольствия самому одеть тебя?
— Ты любишь ходить в магазины?
— Терпеть не могу.
— Вот поэтому.
— Но я для тебя не совершил ни одной жертвы, а готов на многое. Завтра едем справлять тебе гардероб, У тебя ведь и шубы нет? Скоро зима.
— Строго говоря, и шуба, и все остальное есть…..
— Нет, я тебя взял бесприданницей. Ни одной тряпки оттуда нам не нужно.
Он поцеловал ее волосы. Сам не мог понять, почему так любил целовать ее макушку. Потом вспомнил: их первая встреча, стояли в переполненном вестибюле метро, он смотрел сверху вниз на ровный пробор в ее волосах и нестерпимо хотел прижаться к нему губами. Тогда она была страшно недоступна. И сейчас страшно, оттого что доступна. Он шутил о рабстве, о том, что хочет никогда не выпускать ее на улицу, одобрял положение женщин в мусульманских странах. Но в этих шутках была доля правды. Он не хотел отпускать ее ни на метр от собственного тела.
— Пока ты ходил за продуктами, — продолжала Вера, — я разговаривала с Аней.
— И что во внешнем мире?
— Она спросила, собираюсь ли я в монастырь. И хохотала. Ты слышал когда-нибудь, как она смеется?
— Не имел чести. А что смешного ты сказала?
— Когда Анюта хохочет… это… это как колокольчики звенят.
— Так чем ты ее развеселила?
— Ну… — Вера спрятала лицо ему под мышку и быстро забормотала: — Она говорила, что женщина, которая переживает настоящий оргазм, никогда в монастырь не отправится.
— Здорово! — рассмеялся Костя. — И привела тебя ко мне! Давай разовьем тему монастыря.
Вера поняла, что он хочет услышать.
— Это как всю жизнь купаться в ванне, а потом оказаться в океане. Для меня секс всегда был ритуальной, обязательной частью семейной жизни. А от ритуалов только фанатики получают удовольствие. Это к теме монастыря.
— А теперь? — допытывался Костя.
— Боюсь, что теперь я пополню отряд сластолюбцев. С удовольствием. Костя, почему тебе Анна не нравится?
— Я вообще не люблю начальство.
— А если бы ты сам к себе пришел на прием, то как бы это объяснил?
— “Пациент” не относится к разряду хронических оппозиционеров. Скорее всего, он ждет от власть имущих высоких похвал, а когда их слышит, пугается собственной примитивности и злится на начальство еще больше. Кроме того, мощно проявившийся в последнее время тип людей, который в народе называют
