обнаруживают, что стали большими друзьями, что живут интересами друг друга. Мы оба, на примерах своих браков, знаем, как тошно и противно существовать рядом с источником раздражения, как постылые жена или муж способны затоптать лучшее в твоей душе и выковырнуть со дна негаданную дрянь, спровоцировать на слова и поступки, которых от себя не ожидаешь.
– И я о том!
– Нет, ты о противоположном. Не перебивай, слушай умного человека. Я пытаюсь тебе втолковать, что у нас уникально, потому что в обратном порядке: сначала дружба, потом любовь.
– Да какая любовь?
– Нормальная, физиологическая. Инка, если скажешь, что тебе не приходила в голову мысль: потеряй меня и Ксюху — отчаяние задавит, я тебе не поверю. Задавит?
Инна отпила из фужера, скрывая смущение.
– Видишь ли, Борис, — заговорила она с академической сухостью, — когда двое взрослых людей проводят много времени вместе, когда они связаны заботами о беспомощных детях, невольно возникает привязанность, которую можно принять…
– Без психологии, пожалуйста! — Теперь Борис загораживающее поднял руку. — Я молчу об этологии, а ты не привлекаешь свою психологию. Какие чужие люди, вынужденные проводить время вместе? Мы с тобой знаем друг друга с пеленок, как облупленных. В этом и счастье, и уверенность в будущем. Чего ты скуксилась, когда радоваться надо? Что тебе не нравится?
– Мне все нравится, поэтому не хочу перемен. А на будущее дам совет: когда объясняешься в любви, поменьше логики задействуй, побольше о чувствах распространяйся.
«Девушке не хватает романтики, — мысленно отметил Борис. — Имеет право, критика справедлива».
– Тебе рыцарские безумства подавай? — спросил он. — Что я могу в данных условиях? Повесить на дверях подъездов нашего дома объявление о свадьбе и всех соседей вусмерть напоить? Или заклеить все дороги области твоим фото с любовным стишком?
– Бескультурные забавы нуворишей.
– Согласен. Ладно, прыгаю с балкона, отрезаю палец, секу ножом по пузу… Любые варианты доказательства моей страсти принимаются к исполнению. Предлагай! — вскочил Борис и по-обезьяньи забил кулаками по своей груди. — Хочешь, займемся грумингом?
– Чем-чем?
– Груминг — это особая форма контакта у обезьян, когда одна макака чистит шерсть другой. Пардон, опять животные.
Борис за шуткой пытался скрыть смущение. Объясняться в любви строптивой барышне — испытание по эмоциональным затратам сравнимое со всеми жизненными экзаменами вместе взятыми.
У него горели глаза. И раньше, уже несколько месяцев, когда Борис смотрел на Инну, глаза его поблескивали тем светом, который ни с чем не спутаешь. Так смотрят только на обожаемого человека. Сейчас же он с мальчишечьим задором, с готовностью, которую не сыграть, рвался к подвигу. Ему проще с балкона сигануть, чем терпеть пытку ее отказов.
– Сядь, — попросила Инна. — Налей мне шампанского. Сколько я уже выпила? А, ладно! Где наша не пропадала.
– Инулечка, выйдешь за меня? — приблизил к ней свой фужер Борис.
– Не-мо-гу! — по слогам, с прорвавшейся тоской произнесла Инна.
Залпом выпила шампанское. Поставила фужер на столик. И стала говорить, выдавать свою горькую тайну, которой только бывший муж владел, делая из беды Инны средство управления. Иначе, как алкогольным дурманом, объяснить такие откровения нельзя. И ей отчаянно хотелось смягчить удар по самолюбию Бориса.
– Ты прав. Мы в последнее время, хотя раньше… Как инцест, только дозволенный и справедливый. Но я не могу быть женой в силу физиологических причин! — пробормотала Инна, которой показалось, что прокричала.
– Как-как? — не понял Борис. — Причин чего?
– Моей врожденной инвалидности по женской части. Ой, неужели сейчас скажу? Была не была. Боря! Перед тобой сидит фригидная женщина.
– Какая?
– Терминами не владеешь? В интимном плане я холоднее айсберга. Мне нельзя выходить замуж, потому что мужчине я принесу только разочарование, неудовлетворение естественных потребностей. Без этой важной составляющей брака, — мямлила Инна, — семья неполноценна. Что вывели психологи только в начале прошлого века. А раньше как-то люди жили…
Если бы Борька посочувствовал, даже струсил, отступил, извинился за поспешное предложение руки и сердца, Инна поняла бы. Вместе поплакали бы (Инне уже хотелось пустить слезу) и разошлись с миром. Но Боря ничуть не испугался, более того — заинтересовался. Точно увидел перед собой симпатичного и прежде неведомого зверька.
– Борь? — с надеждой спросила Инна. — А ты случайно не импотент?
– Ни-ни. В полном расцвете. Но если на заводе еще два перекрытия рухнут или фундамент под новыми станками поведет, я за себя не отвечаю. Шутка. Допьем? — разлил он остатки шампанского.
Инна уже не чувствовала вкуса. Вино было не хмельней воды. Голова кружилась, мысли отсутствовали. Еще бы, после таких признаний. Хотелось плакать, а более хотелось — запретной нежности любимого человека.
Борис, естествоиспытатель доморощенный, пытал:
– Значит, фригидная? Тебя воротит от мужских прикосновений, объятий, поцелуев?
Коль тайна Инны, вытащенная на свет, не получила должного сострадания и требуются уточнения, придется их дать.
– Все элементы прелюдии: объятия, поцелуи — мне очень приятны. Тепло растекается и что-то вибрирующее! Но потом! Господи, спасибо, что избавилась! Нет у меня терпения чувствовать себя биологической дыркой, в которую ритмично бьется потный сопящий самец.
– Животных договорились оставить в покое. Они, кстати, редко вступают в половой контакт ради удовольствия. У них инстинкт продолжения рода прочно связан с бурными ощущениями сакрального момента.
– А фригидные собаки, волчицы, слонихи, жирафихи, ослицы, львицы существуют?
– Никогда не задавался вопросом. Инка, у тебя сколько мужиков было?
– Где?
– Ну… — слегка растерялся Борис, — там, сама знаешь… Инночка, кроме мужа, суслика, или… как его… луговой собачки, у тебя других не было?
– Чтобы понять, что перец горек, не обязательно съесть много штук, — произнесла Инна, как ей казалось, авторитетным тоном.
Но Борис улыбнулся и тихо пробормотал:
– Перебор шампанского. Хватило бы и стакана. Чудна жизнь: бывший супружник ей лапши навешал, но для моего же удовольствия.
– Что ты бормочешь?
– Инночка! — повысил голос Борис, навалился на стол и взял ее руки в свои ладони. — Я люблю тебя! Безумно! Навсегда! Твои тревоги, комплексы, заморочки не имеют никакого значения. Главное, чтобы мы были вместе.
Не отпуская рук Инны, Борис поднялся и, огибая столик, двигался к дивану, на котором она сидела.
– Ты изумительная, неповторимая, парадоксальная, чертовски привлекательная…
– Перебарщиваешь.
– Ничуть. Последние полчаса я с трудом заставляю себя не пялиться на твою обнаженную грудь.
Инна выдернула руки. О, ужас! В самом деле: полы халата разъехались, грудь нараспашку. И при этом Инна рассказывает о своей фригидности! Напрашивается на сочувствие.
Халат — одежда примитивная, запахивающаяся. Одна пола заходит на другую. Левая на правую или
