Я едва не падаю со скамейки, услышав пыльное от древности слово. Поклонник! Это тот, который поклоны перед ней бьет, что ли?
– Он завтра приедет со своим сынишкой. Я мальчика никогда не видела, волнуюсь ужасно. Вдруг я ему не понравлюсь?
– Вы не можете не понравиться, — честно льщу.
– Правда? — радостно восклицает она. — А сколько лет мне дашь? Мы с твоей мамой ровесницы, но все-таки?
Я благоразумно не упоминаю о том, что возраст женщины — величина переменная и, как заряд электрона, различен в каждое мгновение. Например, меня сейчас можно отправить в третий класс. А если я накрашусь, надену мини-юбку и мамины босоножки на платформах, то никто из приставал не догадается, что по нему статья за совращение несовершеннолетних плачет.
– Вы? С мамой? — притворно изумляюсь. — Не может быть! Тридцать шесть — ни за что! Я бы больше двадцати пяти вам не дала.
– Ой! — кокетливо отмахивается тетя Лиза. — Ты преувеличиваешь, то есть приуменьшаешь. Катя, а ты бы не могла при посторонних не звать меня тетей, а просто Лизой? И давай на «ты»!
– Запросто! — легко соглашаюсь я. — Хочешь, выдай меня за своего ребенка от первого брака с космонавтом, который сгорел в стратосфере?
– Что ты! — поражается Лиза. — Как можно!
С фантазией у нее туговато.
– Катенька, — делает мне замечание Лиза, — сдвинь коленочки. Так девочки не сидят, так мальчики сидят.
Черт! Ни ходить, ни сидеть в платьях я не умею, потому как с колыбели в джинсы одета. Народ на меня пялится. Старики с одобрением смотрят, а одна девчонка пальцем у виска покрутила. Правильно сделала.
На станции Лиза начинает доставать сумки из сумок — как матрешек, одну из другой, да еще каждая с хитрой «молнией»: если ее расстегнуть, сумка сразу вдвое больше станет. Сумки мы загружаем стратегическим продуктовым запасом. Однако прожорливый нынче поклонник пошел! Пока дотащили провизию до дома, взмокли.
Дачка у Лизы скромненькая. Деревянный домик с двумя комнатами, кухонькой и верандой. Участок тоже не разбежишься, соток шесть. Но все кругом чистенькое и аккуратное. На окнах веселенькие занавески, грядки под линейку размечены, сорняки пинцетом выщипаны, цветники благоухают.
– Хочешь душ принять до обеда? — предлагает Лиза.
– Лучше после.
Зря я, что ли, как дура парилась? Мне в этом прикиде надо до Лизы важную информацию донести. Украдкой достаю зеркало и пудреницу с белым тальком. Обрабатываю лицо, губы мажу бледно-голубыми тенями. Приползаю за стол.
– Окрошечки поешь, — ставит передо мной тарелку Лиза.
– Не могу, — вздыхаю я, — тошнит, токсикоз. Я ведь, по правде сказать, беременная.
Лиза падает на соседний стул и таращит на меня, смертельно белую, всю в розовом, с косичками- бантиками и рюшечками, испуганные глаза.
– Кто? Кто? — заикается она. — Кто отец?
– Наш директор школы, — печально признаюсь я.
С директором, пожалуй, переборщила. Нашему директору за шестьдесят, один глаз у него стеклянный, потому зовется Циклопом. Надо было физрука замазать…
Пока Лиза приходит в себя, пока хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, я пододвигаю к себе тарелку и уминаю окрошку. Лиза механически ставит передо мной второе — котлеты с посыпанной укропом молодой картошкой. На десерт клубника с сахаром и сметаной. Готовит Лиза отлично, живот у меня набит, точно барабан.
– Не возражаешь, если отдохну немного? — спрашиваю.
– Я тебе постелю, — подхватывается Лиза. — О, бедный! Бедный ребенок!
Так, все складывается лучше, чем я ожидала. После оздоровительного сна я получаю полдник в виде горячих блинчиков с медом и холодного молока, потом купаюсь в речке и даже помогаю Лизе пересаживать цветы, несмотря на ее отказы и мой «чудовищный токсикоз».
Лиза виновато признается, что, пока я спала, она сбегала на почту и отбила моим родителям телеграмму на адрес их дома отдыха. Текст был гениальным по причине экономии знаков препинания: «Ваша дочь беременна директором школы целую лиза».
Я тяжело вздыхаю и одобряю ее мужественный поступок:
– Ты поступила как настоящий друг. Все равно бы мне пришлось сдаваться.
Двух Лизиных «котиков», Гришу и Федю, я до ночи не видела. Оказалось — громадные котяры, которые целыми днями охотятся и домой только ночевать приходят. Лиза внимательно следит, чтобы форточки в доме были открыты — «котики» в них запрыгивают.
Поклонник Родион Сергеевич и его отпрыск Славик мне решительно не приглянулись. Родион Сергеевич толст, лыс и обильно потеет. Он подобострастно смотрит на сына и покровительственно на Лизу. Нашел дурочку, которая ему борщи будет варить и носки стирать. Славик, мой ровесник, тоже сволочь заносчивая. На меня даже не глянул. Не забыть бы при случае его папаше намекнуть, что Славик гомик.
Лизу колбасит от волнения: носится, не знает, куда их посадить, чем угостить и как развлечь.
– Ты обещал мне рыбалку, — гундосит Славик.
Это он к отцу обращается. Но в его сторону не глядит. Славик вообще ни на ком взгляд не останавливает, в глубь себя, любимого, смотрит. Со слов Лизы я знаю, что после развода родителей Славик с матерью живет. А Родион Сергеевич у него отец приходящий.
Они берут снасти и уходят на речку.
Лизку страшно жалко. До такой степени, что вместе с ней готовлю обед и убираюсь в стерильно чистом доме.
– Неужели ты влюблена в потного Родиона Сергеевича? — выспрашиваю.
– Одной тоже плохо, — уходит она от прямого ответа.
– Так выйди замуж за крепкого, молодого, здорового мужика.
– Думаешь, легко?
– Плевое дело!
– Вот такие мысли тебя до трагедии и довели. Как подумаю, Катенька, о твоем будущем, сердце кровью обливается.
– Почему? — Я уж забыла, что ей наплела.
– Тебе еще в куклы играть, — тяжко вздыхает Лиза, — а скоро сама мамой станешь.
Насчет кукол Лиза права, играть я с ними люблю. Но с другой стороны, хотя физиологически пребываю в возрасте Джульетты, по умственному развитию опережаю всех героев Шекспира, вместе взятых.
– Хорошо учишься? — спрашивает Лиза.
– Отлично. У меня ай-кью зашкаливает.
– Другое место у тебя зашкаливает, — говорит она не с осуждением, а с доброй печалью.
Супервумен, то есть отличная тетка! Почему мама раньше нас не познакомила? Я бы Лизу быстро наставила на путь истинный. У меня от бабушки страсть вмешиваться, куда не зовут, и давать советы, которых не просят. Но еще не все потеряно.
– Есть у тебя, — допытываюсь, — в группе детишки разведенных родителей, которых папаши забирают?
– Колю Сидорова по пятницам папа берет, а Настеньку Хворостовскую отец по понедельникам приводит, — послушно перечисляет Лиза, не понимая, куда я клоню.
– Какие они из себя?
– Коленька непоседа, а Настенька…
