на руках вносить тачку в дом. А колесо мы забросили в заросли плюща.
Родители сновали между кухней и подвалом, нагруженные нашими бело-голубо-коричневыми сокровищами. Прятали их там вместе с консервами Лайнфельнеров. Все были взволнованы, щеки горели от возбуждения. Радовались, что теперь дома есть горох, макароны, сахар, сушеный лук, бобы и масло. То и дело слышалось:
— Там мы спрячем мешки с бобами. Под лестницу положим сахар. Мешки с горохом сунем в самый низ. — Все это звучало как «мы выживем, мы прорвемся!»
Я достала из белой коробки серые соленые корешки. Насыпала себе полный карман.
— Нет, нет! — закричала мама. — Сырыми их есть нельзя. Это же сублимированный суп из говядины.
— Он вкусный! — ответила я и выбежала из дома. Отправилась к старику Вавре. Вавра расчищал садовые дорожки железными граблями. Делал он это ежедневно, хотя по дорожкам никто не ходил и, естественно, не сорил.
— Вы привезли целую тележку? — спросил Вавра. Он прислонил грабли к дереву. Я кивнула. Достала из кармана серые корешки и протянула ему.
— Сублимированный говяжий суп, — пояснила я.
— Суп бывает жидким, — не поверил Вавра.
— А этот сухой.
Вавра взял один корешок. Осмотрел его, растер между большим и указательным пальцами. Пальцы у него были узловатые и мозолистые.
— Как козявки из носа!
Попробуйте! Они вкусные, — уговаривала я.
Но Вавра не хотел пробовать:
— Ни за что! Суп вроде козявок!
— Честное слово, суп! — убеждала я, хотя сама не была уверена в этом. Козявки из носа тоже ведь солоноваты. И не такие уж плохие!
Я рассказала Вавре про склад и про мешки с продуктами. Нашу беседу прервала Архангел. Она бежала с воплями по улице, В одной руке у нее был коричневый мешок, в другой — голубой. Но мешки пустые, их раздувало ветром. Мы с Ваврой вышли за ворота встретить Архангела.
— Сообщаю вам, — еле переводя дух, проговорила Архангел, — все растащили! Все-все-все, ничего не осталось!
Она трясла перед нами пустыми мешками. Несколько горошин выкатилось на дорогу.
— Но склад-то был полон! — напомнила я.
— Да, да! — взъярилась Архангел. — Я искала тонкие макароны. Люблю тонкие макароны! Пока я их искала, разорвался мой мешок с сахаром, потом какой-то болван отнял у меня мешок с бобами, а потом, потом… Люди такие подлые… Потом… — Архангел замолкла. Ее желтые волосы растрепались и висели тощими прядками. Архангел скривила губы. Сначала ее рот был широким-широким, потом круглым-круглым. По щекам катились слезы.
— Что потом? — спросил Вавра.
Архангел привела рот в порядок.
— Потом они ушли и унесли все-все мешки и коробки и все канистры. Только на полу остались продукты: макароны, горох, сахар. Все на полу! Вот столько! По щиколотки!
— Как это на полу? — Вавра никак не мог понять.
Я рассказала ему о людях, которые проделывали дырки в мешках, после чего содержимое мешков сыпалось на пол.
— Какое свинство! — возмутился Вавра.
Архангел добавила:
— Я тоже надрывала мешки. На мешках ведь нет этикеток или каких-либо надписей. А я искала тонкие макароны.
— Корова, тупая корова! — возмутился Вавра и пошел прочь от нее.
Обиженная дама понеслась к своему дому, по-прежнему сжимая в руках пустые мешки.
Вавра вышел из ворот с тележкой и лопатой. На ходу он бормотал:
— Горох, бобы — прекрасная еда! И все это на полу!
Нельзя же так! Я соберу их.
Я решила пойти с Ваврой. Но мама как раз смотрела в окно и не разрешила мне уходить. Тогда я залезла на ворота и оттуда следила за Ваврой. Он въехал на склад.
Его долго не было. Потом он появился с тележкой, доверху наполненной продуктами. На макаронах сверкали кристаллы сахара, горошины были облеплены сушеным луком. Вавра подъехал к своей пристройке и высыпал содержимое тележки. И опять отправился на склад.
Так он ходил раз десять. Вся его пристройка была засыпана добром. Наконец, совсем устав, старик остановился. — Там еще много осталось!
Я пробралась через забор и заглянула в пристройку. Рассмотрела привезенное на тележке.
— Вы же не сможете это сварить. Все будет сладким и невкусным. Макароны ведь варятся минут двадцать, а бобы — целый час.
Вавра уселся на скамеечку перед домиком. Достал рулон бумаги, оторвал от него несколько кусков.
— Хватит болтать, — сказал он. — Давай лучше сортировать добычу.
Он положил бумажки рядом с собой на скамейку, попросил меня принести из дома смеси из продуктов. Я принесла целую лопату, высыпала все Вавре на колени. И мы принялись сортировать: на одну бумажку клали макароны, на другую — сушеный лук, на третью — горох, на четвертую — бобы.
— Сто лет мы будем это разбирать!
— Столько я не проживу, да и ты тоже.
Кучка макарон росла быстро, а кучка гороха была самой маленькой.
— Хочешь, принесу тебе из подвала целый мешок, — предложила я, хотя и не была уверена, что мама мне это разрешит.
— Не нужен мне целый мешок. Я старый. Старики не много едят.
Подул легкий ветерок и сдул сушеный лук со скамейки. Я кинулась собирать лук с дорожки. Потом принесла еще лопату смеси. На брюках у Вавры сверкал сахарный песок. У забора появился Геральд.
— Иди скорей! — позвал он меня.
— Не могу. Надо сортировать.
— Иди-иди! — сказал мне Вавра. — Я и сам управлюсь.
Я покачала головой и продолжала разбирать мешанину.
— Хорошее — в горшок, плохое — в зобок[4]! — усмехнулся Геральд и ушел.
Я продолжала сидеть на корточках и сортировать. Ноги у меня затекли, пальцы ныли. Был уже полдень. Вавра вдруг бросил работу и прислушался.
— Какой-то шум!
Я же ничего не слышала.
— Да, да! — убедился старик. Смахнул смесь с колен. Стряхнул с брюк сахарный песок. Мы пошли к
