Я кивала.
— У него борода?
Я опять кивала.
— Борода разделена на две части?
Я мотала головой. Тогда она наконец догадывалась:
— Ты выбрала левого дядьку в верхнем ряду на правой стене у окна.
В ответ я ударяла десятью пальцами по клавишам так громко, что все дядьки дрожали и качались.
Игра «Какого дядьку я загадала» — непростая, потому что все они были очень похожи: у всех были светло-голубые вытаращенные глаза, бороды, оттопыренные уши и лысины.
Сад госпожи фон Браун оказался не менее интересным. Там росли удивительные деревья и кусты. Одно дерево выглядело как ель, но на нем цвели малюсенькие светло-желтые цветочки. Значит — не ель. На большой грядке стояла каменная женщина без рук и без носа.
— Рук у нее никогда не было, — утверждала мама, — а вот нос разбился. Нос у нее раньше был.
За домом зеленела лужайка. По ней протекал маленький мелкий ручей. Мама сказала, что это Альс. Я ей не поверила. Я ведь видела Альс сквозь воронку, там, где он протекает под землей. Альс в том месте был глубокий и черный, сильно вонял, и по нему плавала крыса.
А еще в саду было два павильона. Большой и маленький. Оба запертые. А ключей к ним у нас не было. Но мы с сестрой все равно спорили из-за них. Она настаивала на том, что большой павильон — ее, потому что она старшая. Я не уступала.
Из-за гномов мы тоже ссорились. У госпожи фон Браун было тринадцать садовых гномов. Они стояли на разных грядках. Сестра перетащила их на лужайку. Мы играли с ними в дочки-матери. Сестра была папой, я — мамой, а гномы — детьми. Но нам не очень-то хотелось иметь тринадцать детей, достаточно ведь трех, однако выбрать, какие из них лучше, мы никак не могли. Гном с тележкой или гном с корзинкой в руках, а может, с корзинкой на плечах, или с фонарем, или с лопатой? Единодушны мы были в одном — нам не нужен гном с точильным камнем. Ребенок, который все время точит ножи: какая скука!
Отец не выходил из дома, чтобы его никто не увидел. Он все время лежал в комнате с книгами. Несмотря на запрет, отец развернул ковер и без передыху читал старые толстые книги. Иногда он читал мне вслух то, что ему понравилось. Я ничего не понимала, но все равно радовалась.
Папа делал нам кораблики из листков, которые вырывал из книги. Книгу эту он взял в письменном столе госпожи фон Браун. На обложке ее красовалась черная свастика — это были речи Гитлера.
Иногда мы с отцом забирались на чердак, пролезали через чердачное окно и укладывались на крыше загорать. Там нас никто не видел — наш дом был самым высоким в округе. Я рассказывала папе о том, что обнаружила в саду и в доме: о каменной женщине без рук и без носа, о ели со светло-желтыми цветочками, о крохотном ручейке, который считают Альсом. Отец окрестил каменную бабу «Венерой фон Браун». И для странных деревьев он тоже нашел названия: индонезийское вишневое дерево — для одного, плакучая ива — для другого.
Мама часто уходила. За молоком ей приходилось идти полчаса, к мяснику — три четверти часа, а к булочнику — больше часа. Она приносила от них четверть литра молока, сто граммов серой липкой колбасы и половинку рыхлой серо-желтой булки. Разрезать хлеб было невозможно, он только ломался. Колбаса отдавала мукой, прогорклым салом и противно воняла. Молоко было нежно-голубым и прозрачным.
Раза два мама ходила пешком в город. Там она бегала с нашей справкой в поисках нижнего белья и башмаков, но нигде их не находила. А с одеждой у нас было плохо. В доме мы нашли покрывала и разные полотенца, но ни единой рубашки и ни одной пары штанов. Даже зубных щеток не было и мыла. Ну и, конечно, платьев и башмаков тоже. Но самое главное — отцу нужны были брюки, рубашка и куртка. Не мог же он встречать русских в немецкой форме!
— Мужских брюк, — сказала мама, — я насобираю хоть дюжину.
Она рассказала нам, как ей было грустно и больно, когда тетя Герми вытащила из шкафа штаны и куртки дяди Тони, и как она плакала: «Возьми, возьми! Нам больше не понадобится. Мертвого не оденешь в модный костюм!»
Мама не взяла брюки дяди Тони, потому что тот был маленьким и толстым. Отцу бы они не подошли. У соседки тети Герми муж тоже погиб. Тот был высоким и тощим. У нее-то мама и взяла брюки для отца.
Мне мама принесла чудесные кожаные туфельки, красные, с белыми шнурками. Жаль только маленькие. Но папа прорезал спереди дырки, и я высунула пальцы наружу. Еще мне досталось платье, правда, длинное и широкое, с ужасными розами. Я отказывалась его надевать, но меня засунули в него силой. Сестра смеялась: «Оно как стеганое одеяло!»
Дважды в неделю нас навещал дедушка. Добирался он к нам добрых три часа. Быстрее не мог.
Дедушка всегда что-нибудь приносил — из того, что находил в руинах. Добывал он странные вещи: детскую ванночку, два красно-белых в крапинку платка, половник, шерстяной шарф, бритву, ножницы, флакон духов, старую юбку, пуловер с дырками от осколков гранаты. Мама распустила шарф и пуловер, чтобы связать нам кофты. Но у нее не было спиц. Она перерыла весь дом, ругаясь при этом: «Проклятие! Все здесь есть: люстра, портьеры, фарфоровые собачки. И ни одной спицы!»
Взяла детскую ванночку и с ней ушла. Через час, довольная, вернулась со спицами. Обменяла ванночку на спицы.
Каждый день над нашим домом пролетали самолеты. Но мы их не боялись. Самолеты летали бомбить город. А нас они не бомбили. Дедушка рассказывал, что на них теперь падает меньше бомб, потому что и так все разрушено. В нашем квартале не осталось ни одного целого дома. Оставшиеся в живых люди обитают теперь в парке, некоторые поселились в бункере. Лишь они с бабушкой оставались в руинах, в комнате с трещиной на потолке. Бабушка заделала окна картоном. Когда дул ветер, комната наполнялась пылью. Бабушка целыми днями мыла пол и вытирала пыль. У них не было ни света, ни газа, воду дедушка приносил из парка.
Каждое утро я обходила наши владения. Начинала с ворот. Со стороны дороги забор был высокий, с толстыми железными завитками наверху. Железные прутья упирались в красную каменную стену, высотой до коленок. Поверх прутьев в три ряда шла колючая проволока. Забор был мощный. Со стороны сада вдоль забора рос густой кустарник. Я продиралась сквозь кусты, взбиралась по перекладинам забора до самых верхних завитков и оттуда оглядывала все вокруг. На другой стороне улицы стоял дом, в котором никто не жил. Его хозяева удрали на Запад. Я все собиралась осмотреть этот дом. Сверху было видно полуоткрытое окно подвала. Через него я и хотела влезть внутрь. Продумала все до мелочей. Нужно только дождаться, когда старый советник из соседней виллы отправится со своими двумя догами на прогулку.
Итак, я наблюдала со своего забора за улицей. Подвальное окошко было по-прежнему полуоткрыто. Советник завтракал на террасе. Ел яйцо всмятку. Собаки лежали у его ног. Я ждала, когда придет советница и отправит их на прогулку. Но советница все не приходила. Собаки зевали.
Я карабкалась вдоль забора. Осторожно, чтобы не уколоться железными колючками. По пути
