Ни одного доброго слова вслед не услышала. Зато скольким жизни отравила! Вот потому я с белой завистью смотрю пусть на маленькие, но свои дома. Там люди сами себе хозяева и в выборе знакомых и друзей. А вот в большой квартире не только ребенку, собаке плохо стало. Но почему-то хозяевам домов часто хочется уйти от всех забот в квартиру, жить на всем готовом.
—
Нет, Светлана, к нашей семье это не относится. Мы своим укладом дорожим и работы не боимся, — улыбался Борис.
Степановна позвала их на кухню, где не без гордости угощала девушку своими огурцами, помидорами, картошкой, домашним молоком и сметаной.
—
А к Рождеству Христову свинью заколем, так я тебя домашней колбасой угощу! И салом шпигованным! Такое в квартире не вырастишь! У меня вон трое ребяток выходились, все путевые мужики. У кажного из-за спины щеки видны. Такое здоровье на казенных харчах не получишь, только на своих…
—
Мне родня то же самое говорит. Но своих детей все отправляют в город, чтобы здесь выучились, зацепились где- нибудь и имели копейку на жизнь. В деревне с этим очень сложно…
—
Что верно, то верно, — согласилась Степановна. — И мои все трое в городе ноне. Но землю не кинули. По весне поднимать ее поедут.
—
У нас тоже дача есть. Я там в последний раз года три назад была. Теперь и не знаю, когда выберусь. Отец там ковырялся по выходным. Но со временем и у него стало туго. В этом году уже еле успел, картошку по самым заморозкам копал.
—
А ты чего делала?
—
Всех наших студентов, и меня с ними, в совхоз загнали на уборочную. Хлеб чуть не из-под снега убирали. И тоже картошку! Все бегом, в спешке. Ну, сколько успели! Все же спасли урожай. Хотя мне даром не прошло…
—
Прости, детка!
—
За что?
—
Я ж думала, ты крестьянским делом требуешь!
—
Нет, бабулечка! Дело не в том. Я простыла там здорово, потому что все мы, студенты, во время той уборочной даже жили в поле, в палатках. С темна до темна работали. Кто нас спрашивал, предупредили всех, мол, кто сбежит, отчислим из института. Кому такое надо?
—
А и одной наукой нынче не продышать. Вон мои Никита с Женькой закончили институты. Но получка — сплошь смехота. Если б не свое хозяйство, не знаю, как и жили б! Оно везде нынче так, в совхозе иль в колхозе люди годами денег не видят, и в городе по полгода получку не дают. Как молодым жить? — оглядела притихших ребят.
—
Ну, у меня пока что все нормально. И получаю неплохо, и выдают вовремя, — опомнился Борис.
—
О тебе сказу нет. Герасим рогами упрется, чтоб беды и лиха не знал.
—
Бабуль, если в мой адрес сказали, я тоже не безродная. Родителей имею. Да и с тем разговором мы торопимся. Мне еще институт закончить надо, на ноги встать, а уж потом говорить о семье, — усмехнулась Светка.
—
Сколько ж тебе, годочков, милая? — прищурилась Степановна.
—
Я на три года старше Бори. Но он говорит, что для него эта разница ничего не значит.
—
Да что с того? Лишь бы вы любили друг дружку. И не тыкали б потом его за то, что не учился наш в институтах!
—
А учиться никогда не поздно! — заметила Светка.
—
Оно все так только на словах. А в жизни кто-то учится, другой семью содержит. Так по разуму. Но случается часто, что первый, выучившись, бросает второго.
—
Ой, бабуля, первый раз меня видите, но уж сколько подозрений! К тому ж мне в институте последний год остался. И у нас с Борей еще ничего не решено. Я на его шее не сижу, — обиделась Светка и, встав, собралась уйти, но парень придержал, не пустил, тихо укорил бабку:
—
Не ожидал от тебя, бабуль. По самому больному бьешь. Зачем ее обижаешь? Ведь знаешь, что люблю Светланку.
—
Ой, внучек, не лезу в ваши дела! — И отвернулась к окну.
Борис увел девушку в свою комнату, там они завели музыку, громко, на весь дом, так что Степановна вскоре выскочила в сарай, а потом, одевшись потеплее, села на завалинке довязать носки Борьке. Тут и Герасим с базара вернулся. Увидел мать во дворе, вошел в дом, постучал к Борьке в дверь:
—
Поимей совесть! Бабку выдавил на улицу своей какофонией. Там уже холодно, слышь?
Борька выключил магнитолу. Вскоре они со Светкой уехали на ее машине. Ночевать он в этот день не вернулся. Зашел к своему другу после того, как простился со Светкой, засиделись у него допоздна, решил заночевать до утра. Домой не позвонил, разозлился на всех разом:
—
Будто сговорились! Высветили идиотом перед Светкой! И главное, винят меня во всем! Ах какой бессердечный, бабку выдавил из дома. Она нас со Светкой чуть не вынудила уйти. Полезла не в свои дела. Я-то, дурень, доверял ей, а она?
—
Ты погоди, Борька, пух на бабку трясти. Она у тебя классная! Сколько я заходил, все нормально было. Может, ты чего не понял или Светка лажанулась в чем? Иди пронюхай!
—
Не хочу!
—
Со Светкой как расстались?
—
Нормально. Но она из дома уйти хотела. На бабку обиделась.
—
Поспешил ты в дом ее тащить, потому все так получилось. Не торопись ты телке дом показывать. Ты у нее дома был?
—
Нет еще.
—
А почему?
—
Не звала.
—
Ну вот водишь! К тебе она должна прийти в
последнюю очередь.
—
Не буду же я к ней в гости набиваться!
—
А почему нет? С родителями пора познакомиться. Разве не так?
—
Она сама считает, что ей нужно закончить институт, встать в этой жизни твердо на ноги, потом говорить о чем-то серьезном. Я думаю, что Светка с семьей не спешит. Чего ж буду ломиться внаглую?
—
Нет, ты поговори с бабулей. Она не случайно повела себя' так. Бабуля у тебя умная.
Когда Борька пришел домой, Степановна даже виду не подала, что обижается на него. О Светке не заговаривала, словно девчонка и не была в гостях.
Парень тоже не спешил с выяснением. Но на следующий день Степановна сама пришла в комнату, принесла связанные носки. И спросила, присев в кресло:
—
Поговорим?
—
Давай, — отозвался Борис.
—
Ты давно с ней знаком?
—
Месяца три, не больше, а что?
—
Не успел приглядеться. Невнимательный ротозей. А баба эта хитрая! И сволочная…
—
С чего взяла, что она баба, да еще такая?
—
А это у ей на лбу пропечатано. И к бабке не ходи — такая есть! В ней от девичьего одни лямки остались. Давно не девка. Глянь на ее грудь! Она, как уши у спаниеля, вся обвисла и
Вы читаете Выскочка из отморозков
