дышать. Он злился на реку и лодку, которые сократили путь и приблизили расставание.
 Гоша подвел дюральку к песчаному берегу, где! Ольгу терпеливо ожидала машина. Водитель подошел к лодке, помог женщине выйти из нее. Ольга чмокнула Гошу в щеку и, помахав рукой уже с подножки, укатила в Октябрьский.
 Корнеев курил на берегу. Ему было до чертей больно, что получил отставку у Оли. «Другого любит. Уже давно. С этим не поспоришь. Да и чего я ждал? Она — девочка в сравнении со мной. Вся ее грубость лишь нанос! Избавь от всяких газов, дай отдохнуть, перевести дух — она ж засветится добром, — думал 
человек, 
глядя вслед уходящей машине. — Вот тебе 
И 
Назаров! Его такая женщина любит. А он не знает 
И 
не догадывается. Слепой что ли? Хотя нет! У него семья, дети. Зачем человеку лишние приключения? Спокойно хочет жить. Оно и понятно», — кивает головой Г
оша, согласившись с
 собой, и только хотел завести мотор, увидел в паре метров от лодки капроновую сеть. Она была поставлена так, чтобы любая лодка могла пройти, не зацепив и не порвав ее.
 Поселенец достал багор и только хотел зацепить сеть, как из распадка вышли двое пограничников и бегом бросились к Гоше. Нет, они ничего не спрашивали и не говорили. Вырвав Корнеева из лодки, набросились с кулаками. Сшибли с ног и, завалив на песок, запинали ногами. Уж как только ни материли 
и 
ни ругали человека.
 Было больно так, что каждый вдох казался выстрелом. Георгия пинали в ребра, топтали грудь и живот. Гошка прокусил язык и губы, но молчал.
 —
Давай прорубим лодку и затопим в море! Скажем, что ничего не видели! — услышал поселенец.
 Он хотел крикнуть, что не надо губить лодку. Но не смог. Язык не повиновался, распух, стал чужим во рту. Гоша и сам не почувствовал, что плачет. От боли или из-за лодки текли слезы по распухшему лицу, превратившемуся в сплошной кровоточащий синяк. Пограничники уже схватили его за руки и за ноги, хотели уволочь к морю, но… на реке послышался шум. А может, это в разбитой Гошкиной голове загудело ненароком? Поселенец с трудом 
выдохнул, 
повернул голову, увидел, что к устью спешит катер. Он обязательно пройдет здесь. Вот только чей он? Кто на нем? Захотят ли эти люди увидеть его? Не пройдут ли мимо?
 Катер резко ткнулся носом в берег. Из него выскочили люди. Избивавшие поселенца пограничники бежали к заставе.
 —
Стойте! Стрелять буду! — услышал инспектор голос Рогачева. Вскоре он и впрямь выстрелил, пот второй раз и сказал кому-то, — позовите командир И этих козлов на катер! Наручники прихватите для ни
 Какая-то женщина плакала, умывая Гошку морской водой. Она обжигала лицо, а баба приговаривал
 —
Терпи, родимый! Море — наши слезы, оно лечит болячки. Через неделю все пройдет, кроме сердца. Оно не забудет, — она смывала кровь с голов рук и груди и проклинала избивших. — Чтоб его бол на ваши головы, нелюди проклятые! Пусть ослепнут глаза и почернеет для вас небо! Пусть судьба ваш станет горше погоста!
 —
Кончай базлать! — не выдержал один из пограничников. Он сидел на песке, сдавив простреленную ногу, и морщился от боли. Второй лежал рядом с ним. Ему Рогачев прострелил колено. Он смотрел в небо и думал, что до дембеля оставалось всего два месяца. Дома его ждут невеста и мать. На несколько лет теперь отложится эта встреча. То, что нынче они не выкрутятся всухую, понимали оба.
 —
Вы что, сволочи, офонарели? Что натворили с человеком? Зачем сорвались? Кулаки зачесались? Жизнь опаскудела? Хотели вас с почестями демобилизовать, а теперь куда отправим? Обоих под трибунал! Рыбы вам захотелось, паршивцам? Нажретесь в дезбате до тошноты! Псы цепные! Никакой совести не осталось! — кричал командир заставы.
 —
Нам тоже ноги прострелили…
 —
Не хрен было убегать! Я вас предупреждал! — резко вмешался Рогачев.
 —
Прости ты нас, инспектор! Накатила дурь. Устали от военки. В этих заброшенках озверели. Сам видишь, даже в самоволку слинять некуда. От поселков до нас больше полсотни километров. Только
 и видим море да реку. Скоро говорить разучимся. 1 Пойми, ведь сам мужик, — просил сидевший поблизости парень. 
 —
Дома матери ждут, невесты. Не только мы, сколько они переживут? Конечно, девчата ждать не станут, — вздохнул второй.
 —
Да как смеете просить о таком? Чуть не убили мужика! А теперь прости? За то, что не прикончили? — возмутился Стас.
 —
А мы не вас, его просим.
 —
Пусть попробует простить!
 —
Да что вы? Гошка не сошел с ума…
 —
Оттого, что их посадят, инспектору не станет легче, а вот выздороветь поможем, шефство над ним возьмем! — изменился тон командира заставы. Он с надеждой смотрел на поселенца.
 Гоша, повернув голову, глянул на ребят, кивнул головой, простонав от боли, и сказал тихо, едва пошевелив языком во рту:
 —
Прощаю обоих.
 —
Придурок! Отморозок! Лопух! — взорвался Рогачев, но командир заставы взял его за локоть, увел подальше от всех.
 Когда они вернулись, Стас уже успокоился, но на пограничников не смотрел, подошел к Корнееву:
 —
Короче, мы с командиром заставы договорились, что тебя будет лечить их врач. Полежишь в их госпитале, обещают быстро на ноги поставить. Я о том докторе много слышал. Настоящий 
кудесник! Наших
 пограничников с того света возвращал, когда в Октябрьском лечить отказались. Сочли безнадежными, а ребята нормальными домой вернулись. Семьи завели, детей растят.
 Гоша увидел пограничников, спешивших с носилками. Первым с берега забирали поселенца. Парни бережно подняли его, положили на носилки, пошли к заставе, но их приостановил Рогачев:
 —
Я тебя навещать буду. И еще! Не тревожься за свой участок, его приглядят пограничники. Это им полезно. Пусть побывают в твоей шкуре.
 Инспектора принесли в сверкающую белизной палату, и к нему тут же подошел улыбчивый человек
 весь в белом. Он внимательно осмотрел поселенца проверил руки, ноги, ребра, хмурился, затем велел перенести Гошку в операционную.
 Корнеев понял, что предстоит операция. Вскоре и впрямь ему дали наркоз, и человек увидел пушистое облако, в нем смеющееся лицо Ольги.
 —
Не уходи, мой пучеглазик! Побудь со мной, лягушонок! Как больно и плохо без тебя. Ну, куда ж ты, Оленька? — хотел поймать женщину, но руки уж были привязаны. — Оля, девочка моя! — закричал пытаясь остановить убегавшую.
 До глубокой ночи оперировали Гошу. Трижды з это время звонил Рогачев, справлялся о поселенце. Ему отвечали, что операция еще не закончилась.
 Уже под утро врач прооперировал обоих ребят. Они вместе с Гошей  
Вы читаете Дикая стая
                
                
            
 
                