— Проваливай, гнида! Что ты за зять, если за Настю вступиться не смог, не сумел отстоять? Мало, что с живой не ладил. С мертвой враждуешь! Доколе так будет? — взялось лицо красными пятнами.
— А кто она мне? Ты даже на поминки копейку не положил. Все за наш счет! Чего ерепенишься? Сумел Егора вернуть? Теперь крутись! Ишь добрый сыскался! Я тебе что? Центробанк? Короче! Слышал? Усек? Вот и все на том. Меня твоя забота больше не чешет! Пошли, Ольга! Пусть козел пробздится. Может, что-то светлое стукнет в колчан! — посмотрел на жену, та послушно встала.
— Ну, мы пошли! — глянула на отца виновато и побрела следом за Максимом, спотыкаясь, не видя земли под ногами.
«Эх, Настя! Хорошо, что ты этого не слышала! Каково тебе было бы? Вот жизнь пошла! Мертвым от живых покою не стало! И как быть нынче? Где деньги взять? Ведь выкопают негодяи, коль обещались! Хочь тыщу сторожей, едино не углядят! — сокрушался Кузьма, не зная, что делать. — Звонить сыновьям? Кой в том толк? Максим уж побывал у них. И тоже огорошил. Небось Егор и вовсе скис…»
— Кузьма? А почему ты прохлаждаешься? С чего под дождем мокнешь? Иль в комнате не стало места? — подошел Яков и позвал за собой, увел в свою комнату, приметив, как дрожат у Кузьмы плечи. — Детки навестили? Не иначе! Ну что отмочили в этот раз? — глянул смеясь.
Кузьма рассказал все. И под конец почувствовал, как разламывает виски от боли. А Яков откровенно смеялся:
— Ты умный мужик, но имеешь дело с дураками. Значит, поступать с ними надо соответственно их уровню! Согласен или нет?
— Что я могу?
— Все очень просто! Так просто, что ты себе не представляешь! Это не проблема! — расхохотался громко.
— Чего рыгочешь? Ну где я деньги возьму?
— Зачем они тебе? Мы обойдем твоих крутых на вираже! Ну посуди сам! Придумать такое могли лишь очень ограниченные люди. У кого ни в голове, ни в сердце — ни шиша. Сплошные сквозняки. Бездарные, тупые люди! Вот на этом они и попадаются. Мы их накажем и введем в расходы. Не ты, они потратятся!
— Как? — изумился Кузьма.
— Все просто до банального! Когда я принимал этот стардом, мне привезли сюда статую скорбящей Венеры, чтобы она стояла у входа и отражала суть нашего заведения. Но я отказался установить ее по нескольким причинам. Уж очень печальное лицо у той скульптуры. Глянешь — мороз по коже. Вроде не в стардом, а на погост приглашает Венера. Вдобавок ее тело почти голое. Любая комиссия придираться станет. Скажут, что я извращенец и поставил перед богадельней порнографию. Старухи вой подняли бы. Враз про нравственность заговорили б. Вот и валяется та Венера невостребованная на нашем складе. Только место занимает. Мой завхоз ее в куски разбить хотел и вынести по частям. Но она оказалась не гипсовой, а из чистейшего белого мрамора. Жаль стало! Давай ее установим на могиле твоей жены. Там ей самое подходящее место. Двойная польза получится от того.
— А как же с оградой быть?
— Поставим Венеру, про ограду забудут! Увидишь! Я психологию кретинов знаю хорошо. С поклонами начнут с тобой здороваться. Ведь мы их обставим! И не тебе, а им придется памятники менять! Чтоб смотрелись достойно! Понял? Ну вот и нашли выход! Долго не думали!
На следующий день отчищенную и отмытую Венеру осторожно погрузили в грузовик. А к концу дня она уже стояла на могиле, подняв к небу, словно в мольбе, снежнобелые руки.
— Ну что? Здорово? Как тут и была! Теперь пусть попробуют что-то утворить. Грыжи оторвутся. И украсть не смогут. Надежно поставили! Ограду подновили. Смотрится по-царски! — оглядел могилу Яков и пошел на выход.
Кузьма тихо прощался с Настей, когда услышал за спиной внезапное:
— Ну, блин, дал старик дрозда! Ты что это, старый хрен, отмочил. Врубил нам по самые яйцы! Где мы такую возьмем? Ты ее что, из музея спер? — увидел троих парней, одетых в длинные черные пальто.
— А вам-то что? — цыкнул Кузьма.
— Ты, дед, пристопорись! Скажи, сколько отвалил за эту бабу? — указал один на статую, щелкнув по ноге. — Мрамор! Эта падла век стоять будет! Во хмырь ушлый! Обошел нас!
Кузьма закрыл калитку, молча вышел на дорожку, моля Бога, чтоб крутые не догнали его.
— Эй, перхоть! Да пристопорись! Где тебе подфартило? Сколько вломил за эту метелку? — неслось вслед. Кузьма прибавил шагу и вскоре вышел за ворота к поджидавшему грузовику. Увидел два «мерседеса», стоявшие у сторожки. На них приехали крутые. Да вон и сами они торопятся по аллее. Но… Кузьма успел заскочить в кузов. Машина рванула с места и вскоре скрылась в лабиринтах улиц.
— Ну, плесень! Дал жару! А трепался, что порожний! Меня крутые всю ночь поили, чтоб им трехнул, где ты эту спер. С ведро водки выжрали! Но я и сам ни в зуб ногой, где ты ее откопал. Хоть мне ботни! — просил Максим, навестивший Кузьму на следующий день.
— Отвяжись! Сам говорил, что памятник Насте не твоя, а моя забота! Я ее решил. Чего лезешь? Отстань! Иль дармовую опохмелку получить хочешь? Обойдешься! — усмехнулся Кузьма.
Яков, увидевший зятя, враз все понял. Усмехался молча. А поздним вечером спросил Кузьму:
— Ну, порядок? То-то!
— Послушай, Яш, сколько раз ты меня из бед вытаскивал, счету нет…
— О чем ты? Я, знаешь ли, живу по своему принципу: сей добро, меньше зла получишь.
— Не скажи! Я детям сколько доброго сделал? А что в ответ — сам знаешь!
— Наш сантехник говорит, что дети — это цветы, которые нужно выращивать на чужих подоконниках. У него их семеро. Может, потому в сорок пять семидесятилетним кажется…
— Я в своей жизни, смеяться станешь, доброе получал лишь от чужих людей. Вон старики в деревне дарма делу приучили. Ремесло подарили, а с ним — кусок хлеба на всю жизнь. А кто я им? Чужой, как и тебе…
— Оно у всех вот так, — согласился Яков, не добавив ничего больше.
— Послушай, о чем хочу тебя спросить. Не видел ли ты, кто прибирается в моей комнате уже какой день кряду? Все подловить хочу и не могу!
— В комнате? Да не забивай себе голову! Я просил уборщицу заглядывать к тебе. Все ж самому не всегда время есть. Да и женщинам сподручнее. А ты, как вижу, огорчился? Думал, какая-нибудь из наших к тебе в подружки набивается? Внимание захотела обратить на себя? Э-э, нет, Кузьма! Средь наших старух таких единицы. Если б умела дома иль в квартире держать порядок, кто б такую бабку в стардом отдал?
— Но ты же говорил, что все путевые. И каждую в семье заели.
— Есть, конечно. Но в основном такие долго не задерживаются. Побудут у нас с годок, в семье без них намучаются. А ну молодым везде успеть, да еще дома наведи порядок, приготовь поесть, за детьми присмотри. На это уже ни сил, ни времени не остается. И через пару-тройку месяцев, самое большее через полгода приезжают за бабулей, везут ее домой. Это, знаешь, вроде отпуска друг от друга. Зато потом эту бабку дома вдесятеро ценят. И я уже заранее знаю, кого на сколько привезли. Вижу сразу. Вот и за Прасковьей приедут скоро. Не смогут без нее. Хотя язык у бабки — бритва. Но и руки — золото. Такую, если не семья, какой-нибудь из наших джигитов приметит и уведет к себе, чтобы последнее — семьей прожить. Такое тоже случалось, сам знаешь, никто не пожалел. Но есть другие. За грязь и злобу выгнали их из семей. Вон бабка у нас живет. Мать главного милиционера из областного управления. Не приведись такую иметь в родне. Наверное, потому ее сын пошел в милицию, что у него мамаша — сатана! Злая бабка, капризная, вредная. А неряха! На редкость. Ее здесь всем стардомом переучивали. Заставляли по пять раз перемывать полы в комнате. Она с полгода лишь грязь развозила. Весь пол в серых полосах, двери залапала, подоконники и зеркало в отпечатках пальцев. На всякое замечание — брань и проклятия. Никто не хотел жить в одной комнате с Тарасовной. Ночью она храпит, как целый полк, днем ругается. Ни с кем не могла сдружиться. Недаром невестка заявила, что с ней может жить лишь самоубийца. За что бы ни взялась Тарасовна, либо сломает, либо потеряет. Наши старухи один раз даже побили ее полотенцами. После того перестала всех вслух проклинать. Боится. А ведь с мужем почти тридцать лет прожила. Но ни готовить, ни убирать, ни постирать не умела. Вдобавок в голове сплошные заморозки. Я лишь сочувствовал ее сыну. И на что плохо отношусь к милиции за прошлое — этого жалею. Он, бедолага, столько лет с ней под одной крышей прожил! И теперь, случается, на праздники домой старуху забирает. Она там как даст всем, он с
