угодили, не получили б серьезного срока.
Правда, и жизнь, в шпановской малине угасала. Пахан жил в тесной, сырой хазе. На хорошую — не хватало. Все реже пили водку, чаще перебивались на вине. Да и еда оскудела, износилось барахло. Седой это видел. Но поправить дела в малине никак не удавалось.
Теперь даже старые кенты приуныли. И посидев на подсосе, уходили в откол, предпочтя фарту бродяжничество.
Земнухов искал выход из тупика. И однажды, выйдя на улицу, решил присмотреться, обдумать, почему, откуда она взялась эта непруха?
На улицах города было много народу. Они возвращались с демонстрации.
— Что за праздник? — вспоминал Седой. И так не припомнив, сел на уединенную скамейку в сквере. Задумался и не увидел веселую компанию людей, идущих по аллее. Вот они остановились.
Пожилой человек внимательно всматривался в Земнухова. Потом позвал неуверенно:
— Сашка!
Фартовый не пошевельнулся.
— Седой! — громко окликнул Земнухова. Тот вздрогнул от неожиданности, поднял голову, непонимающе смотрел на человека, бегущего к нему со всех ног:
— Санька! Ну, конечно, это ты! Я сразу узнал тебя! Как хорошо, что нашелся! Пошли со мной! Сегодня наш день, наш праздник! И нам никак нельзя разлучиться! Смотри, как Победу нашу помнят!
Седой смотрел на мужика, суетившегося вокруг него, не мог понять, чего он хочет и кто есть?
— Забыл меня, Седой? Вот это да! А я тебя всегда помнил. И твои Звягинки! Как ты рвался к своим! Видно, теперь тоже память болит? Что делать, друг, все мы войной мечены.
А Победа ко многим в дом пришла в траурной рамке. Такому не обрадуешься. Ну да крепиться надо, как нам, мужикам, ; положено!
И по последним словам Седой узнал в мужике своего командира танковой бригады. И назвал привычно, как в те, фронтовые годы:
— Семка! Ты? Живой? — обрадовался неподдельно, как единственному родному на земле.
— Пошли ко мне! Сто лет тебя не видел! Отметим нашу радость, помянем наших — не доживших. Земля им пухом, — тянул за рукав на аллею к притихшей компании.
— Неудобно, Семен! Да и со временем у меня туго. Как- нибудь в другой раз, — отказывался Седой.
— У тебя что? Встреча с женщиной?
— Нет! — не сумел соврать Земнухов.
— Все остальное нынче побоку! Всякие деловые встречи отменяются! Этот день — наш с тобой! Пошли, Сашок! — не. захотел отпустить Седого Семен.
Он привел Земнухова к себе домой. Познакомил с семьей, родственниками. Усадил за стол. Ни о чем не спрашивал. Лишь воспоминаниями бередил душу и сердце.
До позднего вечера не отпускал. А когда тьма подступила к окнам, предложил запросто:
— Хочешь — заночуй! А нет, подвезу тебя к дому.
— Не стоит. Я пешком. На ночь не мешает пройтись! — отказался Седой.
— Тогда провожу, — предложил настырно. И открыл шифонер.
Седой глянул и обомлел. На самом видном месте висела милицейская шинель. У Земнухова перед глазами все завертелось.
— Это твое? — спросил заикаясь.
— Конечно! А ты как думаешь, где нынче наше место? Всегда в строю! Вот и я — отдел по борьбе с преступностью возглавляю! — сказал уверенно. Но заметив перемену в Седом, спросил:
— Что с тобой? Чего побледнел? Нездоровится? Пошли, приляжешь…
— Нет-нет! Скорей на улицу! — заторопился Седой, и выскочив из дома, хотел исчезнуть не прощаясь. Но споткнулся о порог. Хозяин придержал за локоть и вышел вместе с гостем во двор.
— Только бы кенты не засекли меня с лягавым! Попробуй, докажи, что воевали на фронте вместе. Кто этому поверит, кто станет слушать? Прихлопнут без разборки и все тут,-г
озирался Седой по сторонам, старался говорить тихо, втягивал голову в плечи. Отворачивался от бывшего командира. А тот, как назло, не отпускает ни на шаг.
— Послушай Сань, давай на эти выходные махнем с тобой на рыбалку. Лады? Красноперку половим! Уха из нее, скажу тебе, царская! Давай в субботу с утра! Часам к десяти! Я тебя ждать буду! Договорились?
Седой заметил на противоположной стороне улицы две тени, скользнувшие так, как ходят фартовые. Он поспешно согласился с Семеном. И зашагал подальше от фронтового друга.
Он вовсе не собирался встречаться с Семеном, ездить с ним на рыбалку. Он давно забыл, что это такое. И даже не- оглянулся на дом, чтобы запомнить его. Он запетлял проулками, чтоб смыть с себя подозрение в связи с лягавым. Он материл себя за дремучее незнание лягавой верхушки города.
Седой зашел в пивбар, где в поздний час собирались сомнительные компании. Случалось, заглядывали сюда на огонек и воры, и даже паханы, чтобы «заклеить» в малины «свежаков» — новых кентов — вернувшихся из ходок либо оставшихся без малин.
Вот тут он и услышал о Черной сове, приехавшей с юга с хорошим наваром. Узнал, что удалось Шакалу тряхнуть банк, и теперь его малина дышит «на большой».
Седой понемногу выведал, где прикипела Черная сова. И только хотел уйти из пивбара, его придержали за рукав двое. Ухмыляясь, потребовали угощения.
— С хрена ли вам обязан? — изумился пахан, глядя на незнакомые, грязные лица.
— А кто с лягавым скентовался? Кто у него водяру хавал до ночи и нам помешал тряхнуть паскуду? — осклабился мужик, вглядевшись в него. Седой дрогнул, словно в зеркало посмотрел на самого себя.
— Отваливай, падла!
— Смотри, пахан, не обломится тебе дышать в фарте. Перекроем горлянку, — насели с двух сторон.
— Эй! Блатяги! Матерь вашу! Чего к фартовому приклеились?
— Он фартовый? — рассмеялся седой мужик и тут же был сбит ударом кулака в висок, отлетел под стойку, с какой посыпались пивные бокалы, бутылки, стаканы.
— Во, пидер! Весь кайф сломал! — пнул сапогом отлетевшего чей-то стопорило. И ухватив за грудки, вышиб из пивбара кулаком. Седой тем временем второго выволок, трамбовал в темноте.
— Все равно лажану падлу, вытащу на разборку! — грозился мужик. И вывел из себя… Седой не терпел угроз. Вытащи финач, угомонил обоих и тут же ушел подальше от пивбара.
Вернувшись в хазу, он рассказал кентам о том, что слыч шал о Черной сове. Добавив, мол, недаром Шакал со своей малиной не вылезает из ресторанов. А в хазе, как надо понимать, никого, кроме шестерок. Их убрать — пара пустяков.
Кенты, услышав о жирном наваре, за каким не нужно лезть в банк, рискуя головой, вмиг загоношились. Стали жребий тянуть, кому Черную сову наколоть. Седой подзуживал, подзадоривал шпану. Мол, этих башлей на годы хватит.
Когда все сорвалось и вместо навара малина должна была выкупить кентов у Шакала, Седой понял, его фарту пришел конец.
Шакал, забыв все прошлое, вытащил Седого на сход паханов и там его лажанул при всех.
— Паскудный козел! — назвал Земнухова новый маэстро и предложил выкинуть из паханов и закона.
— Прикокать падлу! Кинь его стопорилам!
— Пусть шестерки пробьют ему жопу!
— Скрутить ему кентель! — ревел сход, в каком потонул дикий крик Седого, какому вырвали меченый пахановским перстнем указательный палец.
Осмеянного, избитого, окровавленного, его вышибли со схода пинками, как старого пса, ставшего ненужным своим хозяевам.
Седой едва дополз до хазы. Малина перестала замечать его. Кенты успели узнать о случившемся и похоронили в памяти заживо.
