— Вы друзей его последних знали? — нарушил тяжелое молчание следователь.
— Друзья… До них ли? Сына нет. Моего сына. Какое мне дело до других? — срывался голос старика.
— Он, Заур, единственный у вас? — смягчил тон следователь.
— Один. Как жизнь… Теперь ничего нет.
— Разве вы ничего не знали о Северах? Ведь он там срок отбывал. Дважды. Вором был. Вором. А не рыбаком.
— Послушайте, я не знал. Я говорил лишь о том, что слышал от него. Да и какая разница теперь? Ведь нет его! Нет! Плох иль хорош — он мой сын! А мертвого кой прок так ругать? — поник хозяин головою к самому подоконнику.
— Я и не ругаю. Я объяснил вам, чтобы не пребывали в заблуждении.
— Какая мне теперь разница? — махнул рукой старик.
— Послушайте, вы просмотрели сына. Но ведь у него были друзья, которые и толкнули Заура в эту беду. Не будь их, возможно, его жизнь сложилась бы иначе. Кто они? Скажите! Вы же знаете.
— Поздно, — простонал старик.
— Но пусть у других они не смогут отнять сыновей. Судьбы других не искалечат, или вам это безразлично?
— Какое нам дело до других? — зло отозвалась старуха.
— Когда его можно взять? — повернулся хозяин к следователю.
— Сегодня. Когда хотите. Вот вам записка. Тело отдадут. Его в формалине держали. Хоронить давно пора… — Руслан встал.
— Магазин грабил, значит? Один? — словно опомнился отец Дамочки.
— Не один.
— А те живы?
— Да. Все. Скрылись.
— А мой как же? Не успел? Иль?..
— Разбираемся.
— Вот как! Эх-х, сволочи! И молчали! — старик грохнул кулаком по столу так, что пепельница на пол упала. — Друзья! Туды их… Говорил я Зауру, не верил! А теперь! Своими руками задавлю!
— Зачем? Вы скажите, с кем он был дружен в последнее время? — предложил Руслан.
— А вы тут при чем? Моего сына нет! Моего убили! Не вашего. Я и разберусь с его друзьями. С каждого спрошу, — загорелись злыми огнями глаза старика.
— Погодите. Не стоит сгоряча.
— А мне уже терять нечего! Прикончу! А там пусть хоть под расстрел! Я свой век отмучился. Но за сына не прощу!
— Давайте спокойно обсудим. Не надо кипятиться.
О чем я вас спросил — ответьте. И сами ничего не предпринимайте. Так
будет лучше.
— У него этих друзей полным-полно. Иных я давно знал. Другие — недавние. Но все с виду приличные люди. Пьяными их не замечал, плохого слова не слышал. Все при должностях, так сын говорил о них. — Старик трясущимися пальцами достал новую папиросу. Прикурил.
— А почему сына от них предостерегали?
— Не знаю. Сердцем неладное чуял. Словами не объяснишь. Такое неубедительно. А не слушал меня. Смеялся. Мол, пустые страхи, отец, что они могут плохого мне сделать? А видите? Сами целы. А Заура под смерть поставили…
— Скажите, среди друзей сына был такой длинный, худой! Его все Шефом зовут.
— Это вы про Бориса?
— Я не знаю его имени, — смутился Руслан.
— Он один такой среди всех. Ни родителей его не знаю, ни фамилии. До войны одно у него прозвище было — «Чифир». Иначе не обращались к нему дружки. Сам он, правда, назвался Сано. Когда со мной знакомился. Потом его Шефом стали величать. Заур говорил, что Боря по работе большим начальником стал. Потому и шеф. По правде сказать, удивлялся я, откуда что в нем взялось? Ведь много лет его знаю. Всегда болел. То с перевязанным горлом ходил — ангина душила. То золотуха его одолевала. Не мужик, а гнойная язва. Когда он начальником стал, побаиваться его начали, даже Заур. Это я заметил.
— Скажите, а где он живет?
— Тоже где-то на Северах. Вместе с сыном. Так оба говорили. Теперь-то я знаю, что обманывали…
— Когда он был в последний раз?
— Месяца полтора назад. А, может, два.
— О чем они говорили? Шеф и Заур?
— Да кто их знает. Я не слушал разговор. К тому же поздно было. Мы со старухой спать легли, когда Борис пришел. Прошел он в комнату сына. А когда ушел, я не слышал.
— Как он выглядит, этот Шеф? — спросил Машуков.
— Ему под пятьдесят. Тощий, как старый ишак. Волосы рыжие. Торчком на голове стоят. Будто из медной проволоки. Глаза злые, голодные всегда. Рот большой. Губы тонкие. Уши большие. Шея худая, морщинистая. А руки — жуть. Сам себя мог обнять и на спине руки сцепить. Ну, сущая обезьяна. И ноги что жерди. Длинные.
— Это все?
— Ну, как сказать. Что еще? Ходит он, прихрамывая. Кажется, правая нога повреждена, — припоминал старик.
— А еще у него голос хриплый. Горло болит, — вставила старуха.
— Он к вам один приходил иль с друзьями?
— Чаще один. В последние годы вроде отошел от друзей, только нашего сына еще признавал.
— Ну, а кроме Шефа, кто еще приходил к сыну? Хозяин припоминал всех. Руслан улыбался. Этих он
знал не только по именам, но и по кличкам. Дубина, Влас, Кроха, Блоха… И вдруг… Что? А кто этот — Дядя? Сразу догадался, что это кличка. «Почему его возвращения с рыбалки так ожидали? Уже семь лет на Севере? Ого!» — старался не подать виду. А старик говорил:
— Мой сын нередко ругал Борьку из-за того человека. Почему — не знаю. Только споры были злыми. Сын говорил, что как только Дядя вернется с рыбалки, жди неприятностей для всех. Спрашивал я про того человека, допытывался, кому он дядя, уж не будущий ли родственник? Заур не отвечал. Сердился, что я подслушал.
— Скажите, когда в последний раз сын уходил из дома, кто с ним был? Кто его ждал? Кто приходил за ним?
— Месяц назад. Мы поссорились, — опустил голову хозяин.
— Не стоит о том, это наше. К чему теперь ворошить? — подала голос старуха.
— Пьяным он пришел. Ночью. А тут день рождения матери. Он забыл. Я и накричал. Он обиделся. С неделю домой не появлялся. Потом пришел. Сказал, что виноват. Мол, подарок матери хороший присмотрел. Не надо нам было подарков. Я так и сказал ему. Он дня три дома сидел. Никуда не выходил. А тут Борис. На следующий день исчез на неделю. Я думал, у женщины. Вернулся. А потом, вечером, кто-то окликнул его со двора. Я не подошел глянуть. Заур посмотрел. Тут же вышел. Вот и все… Теперь, вы говорите, в морге, — сцепил руки в кулаки старик и замолчал.
Руслан спросил, чуть помедлив:
— А в эти дни, когда Заура не было, кто-либо со двора его звал?
— Нет.
— Давайте условимся, вы меня известите вот по этому телефону о дне похорон, — попросил следователь.
— Зачем? — удивился старик устало.
— Надо. Нужно.
