Потапов приехал в горотдел милиции задолго до начала рабочего дня. Нашел начальника следственного изолятора. Потребовал встречу с двумя задержанными в пивбаре.
Через пять минут их привели под охраной.
— Я забираю обоих.
— Не могу их отпустить без указания начальника милиции, — заупрямился майор.
Потапов вошел в кабинет начальника охраны, оттуда позвонил начальнику милиции области. Объяснил все. Тот попросил позвать майора и… Потапов, заглянув к тому, увидел, что его разговор прослушивался.
— Майор! Ответьте начальнику милиции области. Думаю, он удовлетворит ваше любопытство! — не смог скрыть раздражения Потапов.
Вскоре он увез бывших фартовых из следственного изолятора. Он недолго поговорил с ними в кабинете и отпустил, взяв с них слово не мстить милиции за случившееся и не лезть на рожон.
— Я знаю ваше отношение к милиции. Оно давно сложилось, и вас никто не переубедит. Одно скажу, нынешняя шпана тоже называет себя фартовой. Знает «феню». Вся в наколках. Но от того не перестала быть шпаной. Какие законы? Все попрано! Срывают с шеи старух крестики, отнимают пенсии, берут детей в заложники под выкуп! И называют себя ворами в законе! В прежние времена вы своими руками разделались бы с такими, чтобы не позорили.
— Это верняк!
— Точно ботаешь! — поддержали оба.
— Но обыватели им верят. Они не знают разницы между вами. Потому что любого вора считают своим врагом. Так и с милицией. Есть в ней случайные люди. Имеются и толковые, порядочные работники, кто ничем себя не замарал. Они не могут, не должны отвечать за всех! Ведь в работе, как в жизни, всяк за себя несет ответственность. Понятно?
— Допёрло! Только легавый и есть легавый!
— Мусора! Всех их одна сука высрала! — пошли к двери, не поверив в добрые слова о милиции.
Вечером, когда Потапов с Соколовым собирались уйти с работы, внезапно зазвонил телефон:
— Потапов? Это я! Егор! Достали твоих хмырей. Обоих. Они у нас. До ночи постремачим. Потом заберешь. Сейчас не возникай. Легавые тех хмырей шмонают. Не стоит светиться! Пусть смоются менты. Надыбать козлов им не обломится…
Ближе к полуночи двоих мужиков доставила оперативная машина. Потапов, как и условились, тут же позвонил Вадиму. Соколов вскоре пришел в кабинет, отправив оперативников за девками из Софкиного притона для опознания.
Путанки не поняли, для чего их подняли всей гурьбой среди ночи.
— Дядечка! Тебе и одной много будет! Зачем всех загреб?
— Давайте, красавицы! Располагайтесь поудобнее! — предложил водитель оперативки хохоча.
— Неужель фартовые по нас соскучились? Ох, девки, ну и бухнем!
— Дядь! А ты что? В машине с нами хочешь переспать? Сразу со всеми?
— Ага! С ветерком!
— Тогда зачем отдельно сел? Иди к нам! Мы скорость свою включим! — обещали хохоча.
Но, войдя в кабинет Потапова, притихли, настороженно оглядывались. Поняли, что привезли их сюда не для развлечения.
— Опознание? А это что?
— Узнаем ли кого-нибудь?
— Вот чудаки! Да разве всех упомнишь, с кем переспать пришлось? — смеялись девки.
И только Софка сидела хмурая. Она старательно скрывала страх, засевший где-то в глубине души. Она знала издавна: от милиции можно скрываться, откупиться девками или деньгами. От чекистов — никогда… Они не пользуются шлюхами, не выдергивают их ради веселья. Уж если привезли вот так — жди неприятностей.
Девок вызывали в соседний кабинет по одной. Предлагали взглянуть на мужиков. Если кого узнают, сказать в соседнем кабинете.
Первой вышла Райка. После опознания вернулась с округлившимися глазами. Испуганная. Бледная.
— Ну что? Узнала? — спросила ее Софка.
— Девочки. Без разговоров. Тихо. Идите вы, Софья! — предложил Вадим бандерше.
Та вернулась вскоре. Рот платком заткнула. На девок не глянула. Села, опустив голову. Боялась дышать. Ей четко вспомнилась ночь, когда в ее притоне был убит Карпов. Убийцы тогда сбежали. Ей казалось, что она никогда больше не встретится с ними. Она узнала их сразу. Обоих из пятерых предъявленных к опознанию. И снова, как в ту ночь, зазвенел в ушах голос умирающего человека:
— Помогите! Хоть кто-нибудь!
Тогда от страха она не могла двинуться с места. Да и как помочь, как сумела бы отнять у троих? Она просто дрожала, глядя на расправу. А потом…
Ох, лучше не вспоминать… Пришла милиция. Трое, потом пятеро. Спрашивали, кто задержал и забрал задержанного? О чем спрашивали, кто что ответил. И предупредили:
— Меньше болтай! Те двое — на воле. Если узнают, что говорила, достанут тут же. Ты уже видела их работу. Тебя и девок, как кур, переловят. Головы отвернут. И мы не сможем тебе помочь. Не успеваем. Их теперь много развелось. Нас — не хватает. Хотите жить — заткнитесь наглухо. Ни звука никому. Чекисты сильны у себя. Но и их теперь размазывают. Они себя не защитят. Вас и подавно. Такая жизнь теперь, хочешь дышать — молчи, — предупредила милиция.
Софка молчала. Ее выдало лицо, исказившееся от страха…
Девки тоже узнали. Почти все. Кроме одной, действительно не видевшей случившегося.
Потапов и Соколов заметили, как испугались путанки встречи с киллерами. Но ни Александр, ни Вадим не догадались об истинной его причине, не задали вопросов о милиции. Такого они не могли предположить…
Девок вскоре вернули в притон все на той же машине. А двоих убийц увели в разные камеры — одиночные, глухие, расположенные далеко друг от друга. Оба киллера даже случайно не могли увидеться. Всякое общение между ними было оборвано. Проникнуть к ним не смог бы никто без ведома Потапова. Оба надежно охранялись.
Но от дачи показаний отказались оба. Молча выслушали предъявленное им обвинение. Оба вели себя столь похоже, что и у Потапова, и у Соколова не раз закрадывалось сомненье: а уж не нашли ли они свой способ общения, что действуют столь синхронно?
Всю неделю провели в раздельных камерах, но одиночество не сломало ни одного. Не выдали себя страхом перед будущим. Держались уверенно, спокойно, ничего не прося и не требуя.
— Что происходит? Они ведут себя как близнецы, словно их консультируют! — недоумевал Потапов.
— А ты не торопись. Зачем спешить? Одиночки ломали и не таких, как эти. Пусть посидят, подумают. Общение между ними исключено. Я думаю, их выдержки хватит не больше чем на неделю. А дальше — заговорят как милые. Нервы у всех — не канатные. Имеют свой запас прочности. Но он ограничен. Иссякает… Сдадут и у них… Я в этом уверен, — говорил Вадим.
Лишь в конце третьей недели охранники рассказали, что из камер доносится плач, а то и стон. Один ночами перестал спать, ходит по камере — три шага вдоль, два — поперек. Второй — матерится глухо. Но никто пока не попросился к следователю.
— Терпение! Осталось немного! — успокаивал Вадим Сашку и ждал…
Через три дня охрана попросила взглянуть на одного арестованного. Еще вчера он угорело носился по камере, матерился. Бил в стены кулаками. Кому-то грозил. А сегодня…
— Орет во всю глотку, будто его режут. Изо рта пена клочьями летит. Дали завтрак. Когда успокаиваться начал, он его по полу раскидал. Глаза дурные, как пустые миски. Увидел меня, когда вошел, встал на карачки и залаял! — рассказывал охранник.
Когда Потапов с Соколовым заглянули в камеру, Анатолий рассматривал раскоряченные пальцы рук, строил рожи самому себе.
