Тонкий лед

Нетесова Эльмира Тонкий лед

Глава 1. КОТ В МЕШКЕ

Егора побаивалась даже теща, горластая, скандаль­ная женщина. Издалека приметив зятя, возвращающе­гося с работы, мигом срывалась со скамейки возле дома и, забыв о соседях, мчалась в квартиру, второ­пях протиснув в дверь подъезда рыхлое, толстое тело.

Пока Егор поднимался на свой этаж, женщина успевала поставить на стол незатейливый ужин и встре­чала человека в прихожей, вытянувшись по струнке, одними и теми же словами: «Кушать подано!».

Егор молча кивал головой, переобувался, умывал­ся и, сев к столу переодетым в домашнее, взглядом разрешал теще говорить.

Та только и ждала сигнала.

—   Нынче весь город только и болтает о беглецах из зоны. Сказывают, трое сумели уйти и теперь шляются по городу неведомо где. Хорошо, если просто болтают­ся по улицам! А коли промышлять начнут? Жрать им, конечно, захочется. Оно и одежду сменить постарают­ся, в городе не задержатся. А где деньги на дорогу сыщут? Убьют и ограбят! Как иначе? Другого выхода нет. Даром не отдаст никто. Вот и боятся люди выхо­дить из подъезда, чтоб не нарваться на бандюг. Слыхали по радио, будто наипервейшие уголовники высколь­знули из зоны, потому попросили горожан быть осто­рожными, не отворять бездумно двери, не узнав допод­линно, кто просится. Ить убийцы и насильники на воле очутились. Так бабка Прасковья, что на первом этаже живет, даже запор на двери приладила. Все ж семьде­сят годочков, одна мается. Кто вступится за нее в беде?

—  Да будет вам переживать! Та Прасковья сама любому рога обломает. Кто на такую решится напасть, своей смертью не помрет. Она уже скольких мужей на тот свет отправила! Четверых или больше? А сама все еще насильников боится? Ей ли пугаться? Да и кому нужна? Пусть бы о своем возрасте вспомнила! На та­кую даже зэков силой не затащишь. Как глянут, так и заклинит все вместе с мужским! — рассмеялся Егор.

—   По темноте кто на личность смотрит? Вон в про­шлом году малолетки в подвале Свиридиху приловили, еле вырвалась. Хоть тоже не из молодок!

—   Наркота! Решили в мужики пролезть, да облом случился. Галдеж помешал. Если б не базарили мно­го,— отмахнулся зять и обронил скупо,— уже поймали их. Не волнуйтесь, пусть бабки спокойно спят. Никто не потревожит.

—   Так это с вашей зоны сбежали гады?

—   Теперь какая разница? Всех накрыли и верну­ли. Ничего не успели натворить, вовремя взяли.

—   А где ж приловили? — затаила дыхание теща.

—   На рыбокомбинате. В пустой таре хотели пере­сидеть. Хорошо замаскировались. Наши, может, и не приметили б, но собак не проведешь, мигом обнару­жили и выволокли из пустых бочек! За задницы и на­ ружу, не дали погулять,— усмехнулся Егор.

—   Куда ж собирались?

—   Понятное дело, на материк! Да только долгонько им не попасть туда теперь! Упечет начальник на деля­ну лес валить. Там не только про материк, свое имя навсегда посеют Там норма выработки такая, что ни­кому из живых не под силу. Этим и подавно.

—   Вот и хорошо, что словили. Хоть спать станет спокойно, убирала со стола баба.

Егор тем временем взял газеты, пошел на диван и, развернув свежую почту, увидел письмо. Сразу узнал почерк жены. Она адресовала письмо дочке, но та не заглянула в почтовый ящик и, сделав уроки, умчалась к подружкам. Дома девчонке скучно. От бабки она бы­стро уставала, а Егор целыми днями работал. Дочку видел редко и недолго. Та скучала по матери, но мол­чала, вслух не признавалась.

Егор вскрыл конверт. Что написала дочке жена? Рас­стались они давно, без крика и истерик, даже развод не оформили. Все случилось внезапно. Жена устала от Егора, от серой, монотонной жизни и, поняв, что начи­нает стареть физически и духовно, вздумала встрях­нуться, изменить кое-что в своей жизни. Сначала по­шла в кино, потом в театр вместе с подругами. Их у нее было две. Они и школу, и институт втроем закончили, так и стали работать в одной поликлинике врачами. Те не спешили с замужеством, хотя предложений хватало.

Жена часто звала Егора в театр или в кино. Он по­стоянно отказывался, ссылался на усталость и валился на диван. Женщина уходила с подругами и, по словам тещи, возвращалась вовремя. Егор к ее возвращению всегда спал. Он любил отдых, но только на диване или в постели. Иногда мог посмотреть фильм по телевизо­ру. Даже книги брался читать, но вот только ни одной не прочел до конца, засыпал. Егора за это высмеива­ли все домашние, но не переломили. Человек всем отвечал так: «У меня на работе всякий день такое кино, что кожа дыбом стоит от ушей до пяток. Никакими фильмами не удивить, сыт всякими сюжетами». Он отворачивался спиной к домашним и вскоре засыпал.

Егор был спокоен и уверен в своей семье, никогда не контролировал жену. А у той появился провожатый. Поначалу этот человек держался робко, а потом... Егор не сразу понял, отчего так резко изменилось отноше­ние его Тамары к нему. Куда делись совсем недавние нежность, послушание, забота? Женщину словно под­менили. Она все чаще срывалась на крики, упреки, ссоры, потом вовсе заявила, что не может жить с ним под одной крышей.

—   Что предлагаешь? Чем тебя не устраиваю? Я не пью. Не сижу на игле, не таскаюсь по бабам. Всю зарплату до копейки несу домой. Никого пальцем не тронул, словом не обидел. Что еще надо? — удивился Егop неподдельно.

—   Нет в тебе искры! Мужчина должен костром го­реть от любви к женщине, а ты — кучка пепла! Ни теп­ла от тебя, ни радости. Сплошная вонь от носков. Я скоро забуду, какое у тебя лицо, все время спишь, отвернувшись задницей ко мне. Разве для того выхо­дила замуж, чтоб быть при тебе в сторожах и сидел­ ках? Да надо мною смеются. Я что, убогая, горбатая? Для чего я здесь? Зачем женился? — кричала жена.

—   Успокойся, скажи, чего хочешь от меня? На ушах ходить и впрямь не умею. Развлечений не признаю. Их на работе по горло. Сама знаешь, устаю неспроста. Не нужен стал, давай, расстанемся. Только помни, дочь не отдам.

Тамара как-то сразу стихла, а через неделю, когда Егор поверил, что бзик прошел, и жена образумилась, она сказала, что им нужно поговорить наедине. Они долго просидели в спальне.

—   Прости, Егор. Я люблю другого. Нет, я не изме­нила, не опозорила, но я несчастна с тобой. Постарай­ся понять правильно, мы слишком разные. Давай рас­станемся по-человечески, не пороча семью и прожито­го вместе времени. Если дочь захочет остаться у те­бя — ее воля, я стану помогать. Мне ничего не нужно. А если дочь уйдет со мной, алименты не потребую. На раздел квартиры не подам.

—   А если и с ним семья не состоится, ко мне зап­росишься? — прищурился как в прицел.

—   Не тревожься. Если и в этот раз промахнусь, останусь одна навсегда. Обо мне ты никогда и ничего не услышишь. Мать уйдет со мною. У вас с самого начала ничего не сложилось. Как справишься с дочкой сам? Подумай! Мне так не хочется доводить наш раз­вод до суда и огласки, хочу уйти тихо, без пересудов и проклятий.

Но дочь и теща, узнав о решении родителей, при­няли сторону отца.

—   Нет! Я от папки никуда ни на шаг! С ним останусь!—заявила Оля и встала за спиной Егора. Мол­ чаливые злые слезы катились по лицу дочки, она смот­рела на мать чужими, холодными глазами, не пытаясь остановить, уговорить. Она поняла, у взрослых можно многое выпросить, кроме одного: вернуться в семью, в мамки и жить как раньше. Сказка закончилась рань­ше времени, не дав девчонке вырасти и окрепнуть.

Теща, Мария Тарасовна, пышнотелая женщина, за­явила враз осипшим голосом:

—  Я остаюсь при внучке. Не подобает мне, старой бабе, жить у твоего хахаля из милости. Коль