— Пусть отдыхает Григорий. Не буду мешать.
— А вы не мешаете.
Старушка ушла в другую комнату, забрав вязанье.
— Может, в кино сходим, — предложил Беник.
—
— Ну, тогда пойдем погуляем, — предложил гость.
— Холодно. Ветер сильный.
— Не замерзнем! — глянул он на девушку.
Вскоре они вышли на улицу. Пошли на берег Тыми. Долго бродили в камышовых зарослях, говорили. О чем? Слова ничего не значили. Глаза выдавали. И впервые Беник хотел одного, чтобы подольше продлилась непогода. А она словно подслушала. Две недели не пускала плотогонов на реку.
Старик внимательно присматривался к Бене. А тот голову потерял. Впервые в жизни полюбил. Да так, что минута без нее казалась годом. Сердцеедом, слыл бабником, а тут все забыл. Терялся. И лишь потом немного осмелел.
За две недели привязался к ней всей душою своей. А когда настало время ехать в Адо-Тымово, загрустил. Как он будет без нее — один? И вечером, уведя девушку подальше от села, от дома, схватил ее Беник на руки, целовал испуганные глаза, губы:
— Стань моей!
Девушка вырывалась. Но куда уж ей? Кенты не могли уйти из рук Клеща.
— Будь женой!
Она молчала. Лишь испуганно смотрела на Беника.
Клещ прижал ее к себе:
— Ну, что молчишь?
— Парень у меня есть. Он в армии. Служит.
— Еще неизвестно, любит ли он тебя! А, впрочем, это тебе решать. Может, и вернее выйти за него, — разжал руки Клещ.
Но все же через месяц, уже глубокой осенью, Беник женился на ней. И перешел жить в дом к Григорию. А через год у Клеща родился сын. Шли дни. Беник гонял плоты вместе с тестем. Зарабатывал. Старался приносить жене как можно больше денег. Порою по месяцу, по два не слезал с плотов. Теперь вместе с Григорием они брали не пять, а восемь плотов. Григорий не мог нарадоваться на зятя. Находка, а не человек. И не знали плотогоны, что в село вернулся из армии парень…
Ничего не знал Клещ, лишь стал замечать кривые усмешки плотогонов. Шепот за спиной.
Не придал значения.
Жена перестала встречать его на пристани. Перестала радоваться его приезду. Он и тогда не придал значения перемене.
А смех плотогонов стал громче. Откровеннее. Григорий злился, а потом решил разобраться сам во всем. И, попросив зятя сходить за плотами в Адо-Тымово, сказался больным и сошел в Ныше.
Весь вечер он колотил дочь. Кулаками. Не щадя и не жалея. Впервые в жизни. Бил, как мужика. Пытавшуюся защитить дочь старуху пинком загнал в другую комнату. И, снова закатав рукава, кидался на дочь зверем.
— Убью, потаскуха! — кричал отец.
Дочь молчала. Она не оправдывалась и не винилась. Грохалась в углы головой, боками, лицом — вспухшим и почерневшим.
Но что-то неладное почувствовал и сам Беник. Причалив ночью плоты в Ныше, решил домой заглянуть.
Едва открыл дверь и обомлел. Тесть держал за косы его жену, и бил ее наотмашь по щекам, приговаривая:
— Признавайся, покайся, стерва!
— Отойди! — кинулся к нему Клещ. И, подхватив упавшую жену, отнес на кровать. — За что ты ее?
— За вину ее, за слабость бабью, виноват я перед тобой, сынок. Не углядели. Шлюхой стала. Опозорила нас. Всех. Слухи уже по всей Тыми о ней поползли. С тем, своим бывшим дружком схлестнулась!
Беник помертвел. Лицо белее стены стало. Он сел за стол.
— Папа, папа, — залопотал малыш, выползая из комнаты.
Беник схватил его на руки. Сын плакал. Целовал отца.
— Дитё не пощадила, сука! — кричал Григорий.
— Погоди, отец, не шуми. Сам разберусь, — остановил его Клещ и подсел к жене.
— Скажи мне, верно ли говорят? Была ли ты с ним? Принуждать не буду. Не хочешь, не можешь быть со мной — живи с ним. Но сына я заберу. Вот и все. Но скажи честно. Не трону. Соврешь, а я узнаю, на себя пеняй, — сказал он тихо, спокойно.
— В кино я с ним была. Верно. Три раза. Но не позорилась. Не была с ним. Проводил домой. И все. Сказала, что все кончено меж нами.
— А почему три раза была в кино? Ведь сказать могла и без этого. Сразу. Иль еще сама раздумывала?
— Я все тебе сказала.
— Так. Ну что ж. Посмотрим, — скрипнул зубами Беник. Он не поверил. И этой же ночью пришел к тому парню.
Избив его, он узнал, что жена изменяла ему. Вот уже три месяца… Но парень, боясь расправы, решил на другой жениться.
Беник не пошел домой. Боясь сгоряча натворить беду. Считал, что к концу поселения сын подрастет и он, забрав его, уедет навсегда из Ныша, забыв о жене, обо всем случившемся.
Три месяца он не приезжал домой. Жил в Адо-Тымово, ночевал в Ногликах. А в Ныше не оставался. Григорий понимал его и не уговаривал. А Беник лишь иногда спрашивал его о сыне, передавал для него деньги, игрушки, подарки. Просил поцеловать за него сына…
Постепенно боль улеглась. Клещ, привыкший было к семье, отвык от нее. Лишь о сыне частенько вспоминал. А с женой… Решил подать на развод. Заготовил заявление в суд. Хотел отвезти его. Но… Внезапно умер Григорий. Ночью. Кровоизлияние в мозг. Спасти не смогли.
И Бене поневоле пришлось вернуться в дом тестя. Вернуться, чтобы кормить семью. Сын кинулся к нему. Уже ходить научился. Старушка обняла. Как родного. Жена виновато смотрела на него. Ждала ночи — поры примирения. Но…
Беник выложил на стол деньги. Поцеловал сына. Утешил старушку и, даже не оглянувшись на жену, ушел в ночь. Ушел из дома. Ночевал на плоту. В палатке. На надувном матраце.
А утром катер повез его в Адо-Тымово.
«Разводиться или подождать? — думал Беник. — Не разведись — нарожает черт знает от кого. Или заразой наградит. Потом докажи, что ты не ишак. Разведись — надо сразу забирать ребенка. А куда? Чем его кормить здесь? Может, пока пусть все будет как есть? Сын вырастет немного, а?» Страшная пустота холодной змеей вползала в душу.
«Хоть бы кент какой поблизости оказался! С кем отбывал. Хоть легче было бы время скоротать до конца поселения. А то лишь чужие кругом», — говорил себе Беник. И смотрел на надоевшие за год бревна. Только они его кенты. Его друзья и враги. Но что это? Беник нагнулся. Блеклый рассвет осветил бревна.
— Нашел! Есть! — заорал Беник и тут же умолк…
ПОРТОВАЯ ЕДИНИЦА
Володьку Журавлева в Ногликах встретили удивленно. Всяких видывал поселок. Отбывали здесь