прошло.
— Она стала твоею женщиной?
— Я пришел просить ее руки у родителей. Она, конечно, была согласна. Но ничего не успел сказать. Не стало моей невесты, не у кого было просить согласия…
— Жалеешь до сих пор?
— Случается, что греха таить! В семье не без разборок. Особо когда жена начинает вслух сетовать, что за меня вышла замуж, тут терпенье теряю. Выбрасываю за дверь на несколько дней. Чтоб мозги остыли. Уж кому жалеть, так это мне! Напиваюсь до обмороков. Но не помогает. Не глушит память. Будто моя невеста сердце с собой забрала и не отпускает. А как жить без него? Жену так и не смог полюбить. Только сын держит в жизни.
— Сколько лет прошло?
— Скоро десять…
— Мне с семьей не повезло. С первой… Может, сумею склеить вторую, лишь бы дождалась она меня.
— Теперь таких мало. Глянь, какие шалавы вокруг! Не все холостячки. Есть окольцованные. На пальцы, не на душу. Что они своим мужикам скажут, когда те вернутся с моря? — прищурился Федор и указал в сторону.
Там, содрав со стола голую бабу и прижав к стене коленом, хлестал ее по морде плечистый, рослый мужик, приговаривая:
— Получай, сучка за свое! Детей малых бросила, совсем одних! Всего два дня как ушел с судном, а ты уже хвост подняла, стерва!
Никто из рыбаков не вступился за бабу. Мужчины отвернулись от семейной разборки. Каждый знал: мордобой не поможет. Лишь отдали человеку одежду бабы, разбросанную в азарте стриптиза. И только бармен довольно ухмылялся. Успел его брат своими глазами увидеть проделки жены. А ведь сколько раз говорил ему, тот не верил.
Прохор пил пиво, когда к нему на колени плюхнулась сдобная, толстозадая бабенка и попросила:
— Дай смочить горло!
Прошка придвинул ей бокал пива. Баба выпила торопливо. Удивленно глянула на мужика.
— Еще хочешь?
— Ага!
— Пей!
Баба пила захлебываясь, спешила, словно боялась, что кто-то отнимет бокал.
— Не торопись, возьми рыбы кусок, закуси! Чего надрываешься?
— А ты разве не пойдешь со мной? — спросила баба?
— Куда?
— На веселуху, знамо дело! — обняла за шею.
— Скольких ты уже полюбила?
— Ну, даешь, дядя! Иль показатель счетчика записываешь? Ты что? Из налоговой инспекции сюда возник и косишь под рыбака?
— Не заходись! Я такой, как все! Но если те трое, с какими была, тебя не порадовали, мне и вовсе с тобой делать нечего!
— Вот крутой отморозок! Пивом напоил, а сдачу натурой не взял! Совсем старый козел! — соскочила с Прошкиных колен и позвала за собою Федора:
— Пошли, что ли! Чего расселся? — но человек отвернулся, сделал вид, что не услышал. Баба, покрутив пальцем у виска, поспешила за другой столик, где ей громко обрадовались.
— Заразы боюсь, — признался Прошка тихо.
— Я тоже не хочу намотать на руль. В прошлом месяце наших двое влипли. Слышал иль нет, гонорею зацепили. Михалыч обоих с судна списал. Они и теперь лечатся в больнице. Скоро не получилось. Я таких приключений боюсь, — признался Федор и усмехнулся вслед бойкой бабе, уже зацепившей рыбака с «Беринга».
Рыбаки с сейнера «Капитан Светлов» не обращали внимания на женщин. Они жадно ели, пили пиво под семгу, вполголоса обсуждали что-то свое, изредка заказывали музыкантам какую-нибудь из рыбацких песен, слушали их молча, уставясь в одну точку. Отдыхали.
Давно помирились подравшиеся рыбаки. Вовремя поняли, что морскую дружбу нельзя разменивать на случайных баб. Их всем хватит, было бы желание. Вон одна рыжая, худощавая, вся накрашенная, на шее кожа морщинистым чулком сползла, ей не меньше полусотни лет, а туда же, подсела к рыбацкому столику и подвывает тележным голосом песню. Глаза, как два шила, зубы крысиные, такой лучше не попадать в лапы, живым, без последствий не вырваться. А баба прислонилась головой к плечу мужика, поет про рыбацкую любовь. Но что в ней смыслит?
— Чтоб как Ассоль умела ждать! — повторяет следом заученные слова. А в душе пусто… Сколько таких баб живут на берегу. В их окнах тоже зажигается вечерами свет, и горят в ночи холодные, чужие огни. Они никого не могут согреть и обрадовать. Нет удачи путникам, свернувшим, поверившим тому огню. Он никогда не осветит путь к дому…
— Ну, чего мужики прокисаете? Развеселить вас, что ли? — подошел кок Жора и попросил музыкантов:
— Изобразите «цыганочку»!
Все рыбаки сотни раз видели, а многие сами умели сбацать «цыганочку». Но так как Жора, не умел никто. Рыбаки про пиво и водку забыли. Сидели, вылупившись и онемев. Кок покорил всех.
— Спасибо, Жорик! Дай Бог тебе еще сотню путин проходить и остаться нынешним!
— Порадовал, что и говорить!
— Жора! Иди к нам!
— Давай сюда швартуйся!
— Дружбан! Нас не обходи! — звали человека со всех сторон, хотя совсем недавно его никто не замечал и не обращал на кока ни малейшего внимания.
— Ребята! Мужики! Где будете рыбачить после шторма? — спрашивали «терешковцев» рыбаки со «Светличного».
— Куда кэп поведет, там и приморимся!
— А мы в пятый квадрат, у самой Японии. Там крабы вот-вот пойдут. Королевские! К Новому году все магазины завалим!
— Размечтался! Их тут же в Москву заберут! Выгребут из трюма все до единого. Нам даже панцирей не оставят.
— А мы себе заначку сделаем на Сероглазке. Тот рыбокомбинат москвичи не грабят. А то ни получки, ни продукции не увидим, вот и крутись в праздник как хочешь.
— Да хрен с ними, крабами! Вернуться бы домой к празднику живыми и здоровыми! — гудел боцман с «Беринга».
— Куда ты денешься, Егоша? Глянув на тебя, сам Нептун пугается. Тебя даже по трезвой втроем не обхватить в талии. Тебя ни одно море не прокормит. Небось, кок для тебя отдельно бак жратвы варит. Ты долго будешь жить. Никому лишняя обуза не нужна!
— Ну, спасибо! Успокоил! Буду знать, к чему готовиться. А то совсем потерялся, — смеялся боцман.
— Мужики! Мы на прошлой неделе Летучего Голландца видели! — вспомнил рыбак с «Беринга».
— Где?
— В Тихом океане. Неподалеку от Курил.
— Там их отродясь не было. Никогда в те воды не заходили и не замечали там «голландцев».
— Я что, брешу? Все наши подтвердят!
— Откуда знаешь что «голландец»?
— Оттуда! Он парусный. Мы его взяли на абордаж. Зашли на палубу, там никого! Звали, глотки рвали, все попусту.
— А внутрь вошли?
