царапину, которую случайно нанес ему мальчишка. Видимо, кто-то забыл остричь парню ногти.
Но его мысли опять вернулись к девушке. Грудь Джеки возвышалась всего в нескольких сантиметрах от его глаз. Девушка слегка коснулась его лица мыльным полотенцем. Мыло пахло ванилью, и этот запах смешивался с пряным ароматом ее духов и благоуханием ее тела.
Ему больше всего нравился последний запах. Конечно, он читал что-то такое о феромонах, о веществах, заставляющих испытывать возбуждение, но никогда особо не верил в это, потому что никогда прежде ему не хотелось будто мошке лететь на огонь чьей-то женской притягательности. Но сейчас ему хотелось зарыться лицом в ее грудь…
Она продолжала обрабатывать его царапину, аккомпанируя себе нежным позвякиванием браслетов. Ее дыхание было неровным, и это давало ему надежду на то, что вечер закончится так, как ему бы хотелось. Интересно, а воздействуют ли его феромоны на нее? Было бы просто прескверно, если бы оказалось, что он так заведен, а она остается в совершенно спокойном состоянии духа.
— Больно? — прошептала она.
— Нет, — едва слышно выдохнул он.
Царапина, конечно, немного беспокоила, но его сейчас занимали гораздо более важные проблемы.
— Но ты ведь все равно бы не признался, если бы тебе было больно?
— Не признался бы.
Джеки вздохнула, и ее грудь вздрогнула от этого.
— Я так и знала… Я бы не хотела причинять тебе боль, но эти царапины могут воспалиться.
— Не бойся. Все раны зарастают на мне удивительно быстро.
— Отлично.
Она отложила мыльное полотенце и отерла его лоб другим, действуя аккуратно, чтобы мыльная вода не попала ему в глаза.
Он сжал колени еще сильнее. Он никогда прежде так близко не находился к женщине, которую желал, не поддаваясь внутренним импульсам.
Она легонько подула на царапину, заставляя его терять остатки здравого смысла. Он закрыл глаза и услышал свой собственный не то стон, не то вздох.
— Больно?
— Нет.
Болел вовсе не лоб, а совершенно другая часть его тела, не желающая мириться с ограничением, наложенными на нее тесными джинсами. Стараясь не выдать очевидное, он положил руку на колени.
— Теперь наложим мазь. Потерпи, немного пощиплет.
Он почувствовал, как какое-то густое вещество коснулось его лба.
Его глаза были закрыты, но, видимо, она наклонилась еще ближе, так как теперь он ощущал тепло ее тела. Он боялся открывать глаза, опасаясь, что перед его взором тут же окажется эта пикантная ложбинка. Ни один человек не в силах вынести сразу столько и не рехнуться.
— Ну вот и все. А теперь примемся за руку.
По движению воздуха он понял, что она отошла, и лишь тогда осмелился приоткрыть глаза.
Она стояла перед ним с мыльным полотенцем в руках.
— Теперь тебе нужно встать.
Не только не нужно, но и совершенно невозможно.
— Может, я просто положу руку на тумбочку?
Его правая рука очутилась на холодном мраморном покрытии.
— Ладно.
Вместо того чтобы наблюдать, как она носится с его царапиной, он вперил свой взор прямо перед собой, пытаясь сделать что-то со своей эрекцией. Ведь ему еще предстоит пережить массаж.
Он попытался вспомнить, когда прежде он так же быстро отвечал на немой призыв женщины, но мысли его путались. Может, все дело было в той романтической обстановке, которую создавал этот домик для новобрачных. Нет, наверное, лучше придерживаться идеи с феромонами.
— Опять больно?
— Да нет.
— Но ты ведь только что охнул.
4
Алан подумал, что еще не пришло время сообщить Джеки, насколько она завела его. В своей работе он научился ждать до тех пор, пока его подсознание не подсказывало ему, что наступал подходящий момент. А этой уверенности у него сейчас не было.
Но ему нужно было как-то объясниться. У него оставалось одно-единственное объяснение, которое было ему вовсе не по душе. Но что ж поделаешь — придется сделать вид, что он обычный слабак.
— Ты знаешь, на самом деле эти царапины доставляют мне немного больше мучений, чем я предполагал.
Выражение ее лица смягчилось.
— Тебе нечего стесняться этого. Не каждый может терпеливо переносить боль. У каждого свои недостатки.
— Что-то я ни одного у тебя не нахожу.
Джеки удивленно покачала головой, закручивая тюбик с мазью, но все равно выглядела довольной.
— Да ведь я тебе уже рассказывала о своем самом большом недостатке.
— Если ты хочешь убедить меня в том, что ты являешься собранием всевозможных недостатков, тебе нужно придумать что-то посерьезнее.
Она облокотилась об умывальник и задумалась.
— Я слишком быстро вожу машину, — сказала она неуверенно спустя минуту.
— Я тоже люблю скорость.
Кажется, с выяснением ее пороков они нисколько не продвинулись. Чем больше она рассказывала о себе, тем яснее становилось, что между ними много общего. Видимо, еще не скоро наступит то время, когда она станет его раздражать чем-то.
Джеки все еще задумчиво стояла у умывальника, скрестив руки на груди.
— Я ненавижу считать, поэтому стараюсь поменьше иметь дело с различными расчетами. Видимо, из- за этого у меня всегда перерасход моего банковского счета. Бесси всегда просто бесится от этого. Так что я ужасная транжира.
— Совершенно ужасная, — усмехнулся он.
— Но ты почему-то не выглядишь особо уж шокированным.
— Поверь мне, ты и правда привела меня в ужас.
Он пришел в ужас от того, что они гораздо больше похожи друг на друга, чем ему сначала казалось. Если сюда еще добавить эту теорию феромонов, то он явно напрашивается на неприятности.
— Ладно уж, поверю тебе на слово. Но нам пора приступить к массажу.
Нет, так дело не пойдет. Ему следует отказаться и от массажа, и от волнующего вечера с этой потрясающей женщиной. Да, она и вправду живет за сто верст от него, и он уедет через несколько дней. Но его ощущения, напряжение его чувств, то потрясение, в котором он пребывал, неопровержимо свидетельствовали о том, что он вот-вот влюбится. Эта Джеки может запросто свести его с ума, а тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.
— Ты колеблешься? Ты передумал? — В ее голосе послышалась неуверенность.
Да, нужно так прямо ей и сказать. Что он и вправду передумал. А вдруг она окажется той единственной женщиной, перед которой рухнут все его защитные барьеры? Как он будет рассуждать тогда?
