— Ой! — вздохнула Тамара. — Уже!
По всему ее виду я понял: Тамара сильно волнуется. Да и я сам, признаться, растерялся.
На ринге уже было несколько собак. Эксперт подходил к каждой из них и смотрел зубы.
— Направо, — прозвучала команда. — Начинайте движение по рингу.
Я искал глазами Веру, но ее не было. У меня же явно ничего не получалось. Айк шел, наклонив голову, как-то странно переваливаясь из стороны в сторону. Останавливался, что-то вынюхивая на земле, потом ему вдруг вздумалось поиграть со мной, и он начал теребить зубами поводок и подскакивать. Он, видно, чувствовал мою растерянность и делал все, что хотел.
И тут подбежала Вера. Она накинула ему на шею изящный поводок.
— Уходите за ринг, только идите вперед, чтобы Айк видел, как вы уходите.
Я сделал все, как она велела. За канатом я остановился и стал из-за спин стоящих следить за собаками на ринге. Айк преобразился. Прежде я никогда не видел его таким. Он гордо вышагивал, высоко подняв голову. Его тело было напряжено, видны были натренированные мышцы. Он видел, что я ушел, и теперь все его внимание было сосредоточено на том, чтобы найти, отыскать меня среди сотен тех, кто плотным кольцом окружал ринг. В этой цепочке идущих по рингу Вера с Айком были седьмыми.
— Ну вот, — на седьмом месте, — шепотом проговорила Тамара, подойдя ко мне.
В это время эксперт что-то сказал Вере, и она перешла на четвертое место.
— На каком? — нарочно переспросил я.
— Теперь на четвертом.
Собаки прошли еще несколько кругов. Теперь Айк шел вторым.
— Ой! — тихо вскрикнула жена.
Гордо выступая, наш питомец шествовал первым.
— Сейчас кто-нибудь обгонит его, — снова тихо сказала Тамара.
Но в этот момент движение собак на ринге остановили. Женщина-эксперт проговорила в микрофон:
— Первое место на ринге с оценкой очень хорошо и малую золотую медаль за породность и экстерьер в младшей возрастной группе — это высшая оценка для собак младшей группы до полутора лет, — пояснила она, — получает доберман-пинчер коричнево-подпалый, кличка Айк. Владелец… — Она назвала мою фамилию.
Первое, что мне захотелось сделать в эту минуту, так это броситься на ринг и расцеловать коричневую, горбоносую морду моего питомца. Но я сдержал себя. А он по-прежнему искал меня взглядом.
К Вере и Айку я подошел лишь после того, как было произведено описание собаки, которое проводится на каждой выставке. Кажется, наша с Айком радость при встрече была обоюдной и ярко выраженной.
Это была первая победа Айка на выставке. Мы отвели его на наше место под тополем, угостили мясом, которое он проглотил с невиданной быстротой, и дали воды. Можно было перекусить и самим, но, не сговариваясь, мы отдали наши бутерброды своему питомцу.
Впереди был московский смотр.
ЧАСТЬ IV
ЗА ПОРОГОМ ДЕТСТВА
АЙК ПОМОГАЕТ МНЕ УБЕРЕЧЬСЯ ОТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ НА РАБОТЕ
Настало время, когда Тамара должна была снова уезжать с Сережей в санаторий. Айку было больше года. И это обстоятельство чуть-чуть облегчало мои задачи и по его кормлению, и уходу за ним. Однако я еще не знал, как выдержит он без еды и прогулок целых девять часов.
День отъезда всегда бывает наполнен хлопотами. Посредине комнаты стояли два чемодана, которые постепенно заполнялись вещами: один — Сережиными, другой — Тамариными. На стульях, диване, даже на столе лежали вещи. В доме царила какая-то неразбериха. Айк сидел на своем месте и с любопытством наблюдал за происходящим. Казалось, он силился понять, что же на самом деле происходит. На него не обращали внимания, с ним не играли, никто не говорил ему ласковых слов.
И это еще больше озадачивало. Он несколько раз подходил то к Тамаре, то ко мне, то к Сереже, но каждый раз слышал лишь одно: «Не мешай! На место!» И он покорно возвращался на свою подстилку, чтобы снова наблюдать за нашей суетой.
Перед отъездом на вокзал мы все присели. Сел и Айк, поочередно переводя взгляд на каждого из нас. Потом Тамара и Сережа простились с питомцем: пожали на прощание лапу, почесали за ушком. Он проводил нас до двери.
— Совсем не переживает, — сказала Тамара, когда мы ехали в такси.
— А что же он должен делать, — грустно заметил Эсвэ, — плакать или говорить: возьмите меня с собой?
— Ну хотя бы поскулил…
Это последнее слово я вспомнил, когда вернулся с вокзала домой. Айк ходил по квартире и поскуливал. Потом он залез на Сережину кровать, чего до этого никогда не случалось с ним, уткнул морду в лапы и так пролежал минут двадцать. Затем снова начал бродить из комнаты в комнату и подскуливать. Он просто не находил себе места. Когда же я указал ему на подстилку, он так выразительно посмотрел на меня, что мне стало его жаль. Казалось, его глаза говорили: «Ну неужели ты ничего не понимаешь? Или, может быть, ты совсем не переживаешь их отъезд? Стыдно. А вот мне так грустно». Я подозвал его к себе и принялся гладить по спине, почесывать за ухом. Он с каким-то особым смирением положил мне голову на колени и так стоял не шевелясь. Даже когда я позвал его гулять, он не выразил по этому поводу бурного восторга, а принял это, как необходимость, от которой никуда не уйти, и надо выполнять, что велят. В этот вечер он не играл ни с одной из собак, которых, как обычно, было на пустыре предостаточно.
Однако меня волновало другое: я совершенно не реагирую на звонок будильника, где бы он ни стоял — на столе или на стуле, у самого моего уха. И обычно меня будила Тамара. А как быть теперь? Ложиться спать, как говорится, засветло? Но старая журналистская привычка работать ночами давала плохую надежду на то, что я быстро изменю свой режим. А вдруг проснусь сам?
Кажется, с этой мыслью о чуде, которое должно свершиться завтра утром, я и заснул.
Разбудило меня очень настойчивое царапание чем-то тяжелым по боку. Я открыл глаза и тут же встретился со взглядом Айка. Это он проводил по мне своей когтистой лапой. Щенок стоял рядом с низким диваном и пристально смотрел на меня. Стрелки на часах показывали 6 часов 30 минут, то есть то самое время, когда я должен был вставать, чтобы успеть покормить его, вывести на улицу, умыться, позавтракать и отправляться на работу. Я взял в руки стоявший рядом будильник. Завод звонка был свободным. Значит, будильник звонил, но я его не слышал. Так неужели Айк?…
На следующее утро все повторилось вновь. И так продолжалось весь месяц. Он будил меня точно в установленное время. И тогда я понял, в чем дело. Тамара просыпалась по звонку будильника. Это было сигналом для щенка и к завтраку, и к прогулке. Теперь же, когда ее не было, рефлекс сыграл свою спасительную роль для меня. Айк, услышав звон будильника, будил меня. В пятницу я решил провести эксперимент. Вечером поставил будильник не как обычно — на 6.30, а на 8 часов. Однако ровно в 6 часов 30 минут Айк разбудил меня, настойчиво тыча носом в бок. Оказывается, он и без будильника точно определял время подъема. «Но будильник есть будильник, — думал я. — А вдруг случится так, что Айк проспит. Звонок же должен разбудить его». И, не мудрствуя лукаво, я стал оставлять заведенный будильник не в спальне, а в комнате, где находился Айк. Иными словами, для него. Уж если он так честно выполняет свои функции
