Иван Васильевич не находил себе места. Лицо его в те дни было искажено глубоким горем, а глаза полны слез. Он действительно был потрясен до глубины души, но до последней минуты все же надеялся на лучшее. При этом было не совсем понятно, что мучает государя сильнее — приближающаяся смерть ни в чем не повинного прекрасного юного существа или осознание того, что не все, оказывается, в мире подвластно царской воле? Скорее всего, последнее лишь усугубляло его неподдельное горе. В самом деле, мог ли такой человек смириться с тем, что высокомерная судьба в очередной раз указала ему на место, напомнила, что он не властелин, не знающий границ своих желаний и неистощимый в поиске средств для их исполнения, а прежде всего самый обыкновенный человек.
Доктор Элизеус Бомелиус, находившийся рядом, в сотый раз недоуменно пожимал плечами. Ну никак у него не получалось понять, что же такое случилось! Молодая девушка, само воплощение здоровья и свежести, вдруг ни с того ни с сего начала увядать, как цветок, который по какой-то причине перестали поливать. Голландец готов был дать руку на отсечение, что в день смотрин и в день обручения Марфа Собакина была совершенно здорова. В конце концов он же сам досконально осмотрел ее, да и исследование цвета и запаха ее урины — этот «супернаучный» метод — точно не могло дать неверного результата. Значит, что-то произошло потом. Но что? И когда? Невозможно понять, ведь новоявленная царица жила в отдельном покое царского дворца, под круглосуточным присмотром лично Малюты Скуратова и его жены, а уж они-то стерегли ее и берегли, как зеницу ока.
И все же, что могло произойти?
Ответ на этот вопрос мог быть только один: девушку отравили, как некогда отравили и первую, и вторую царицу. Но если прежние «виновники» были известны и примерно наказаны, то погубителя Марфы Собакиной еще предстояло найти.
Голландец в очередной раз посмотрел на Малюту. Да, злодей-опричник явно спал с лица и был едва жив от злобы, ведь он чуть было не стал родственником самого государя! И теперь можно было не сомневаться, что он перевернет все вокруг, чтобы отыскать то исчадие ада, которое подло уничтожило заветную мечту, да еще в ту самую минуту, когда она была так близка к исполнению. Не только Элизеус Бомелиус, но и все вокруг понимали, что теперь следует ждать новой волны жестоких кровавых дознаний, пыток и казней. Малюта Скуратов будет усердствовать и найдет, непременно найдет… Вот только кого? Настоящего виновника или, как обычно, козла отпущения?
Скончалась Марфа Собакина 14 ноября 1571 года. Ее похоронили рядом с Марией Темрюковной, второй женой грозного царя, в кремлевском Вознесенском соборе — усыпальнице для женщин из царской семьи.
Возможно, в первую минуту, поняв, что выбор Ивана Грозного пал именно на нее, Марфа Собакина и обрадовалась. Да что там «возможно» — наверняка обрадовалась. Она была на вершине счастья. Но она и предположить не могла, что борьба за право быть царицей на этом для нее не закончилась. Напротив, по- настоящему она только началась, и ценой победы будет сама жизнь девушки.
А. А. Бушков пишет: «Сам Грозный практически моментально заявил во всеуслышание, что Марфу отравили. Если чуть раньше, после смерти Марии Темрюковны, репрессий не последовало, то теперь очень быстро начались казни бояр, в числе которых почему-то оказался и брат покойной Марии князь Михаил Черкасский… Так что история эта, безусловно, темная. Особенно если учесть последующие события».
«Ей отраву злую учиниша». Похоже, что так оно и было, но вот когда Марфа Собакина почувствовала первые признаки отравления?
Историк Н. И. Костомаров указывает на то, что это произошло еще до обряда венчания, и Иван Грозный, отправляясь с невестой в Троицкий собор Александровской слободы, уже знал, что Марфу пытались отравить. То есть она еще до того, как стать официальной женой, уже была больна.
Но есть и другая версия: если бы царь видел, что его невеста больна, он бы отложил официальную церемонию до полного выздоровления Марфы, а это значит, что во время венчания она должна была выглядеть совершенно здоровой и получила яд уже после приезда из церкви. Скорее всего, во время свадебного пира.
По некоторым данным, пир как раз и был прерван тем, что новобрачная потеряла сознание. Царицу отнесли в покои, а новоиспеченный муж, он же царь всея Руси, не захотел ложиться с ней в одну постель якобы ни в первую брачную ночь, ни в последующие. Возможно, он ожидал ее выздоровления, но гораздо более вероятно то, что Иван Грозный просто не спешил переводить свои семейные отношения из категории платонических в категорию физических. И дело тут не в каком-то капризе, а в том, что, согласно церковным канонам, любой православный христианин не имел права жениться больше трех раз. Это означало, что если Марфа Собакина
Конечно же, скоропостижная смерть царицы искренне опечалила Ивана Васильевича. Прошло слишком мало времени, и Марфа еще не успела ему надоесть. Целых две недели он провел в полном уединении, не допуская к себе никого, кроме Малюты Скуратова, который по несколько раз в день доносил ему о результатах начатых им допросов и пыток.
Было очевидно, что Марфу могли извести ядом только свои — те, кому ее неожиданное возвышение стало поперек горла. Таковых, кстати, оказалось немало, и первым Малюте Скуратову пришел в голову Булат Арцыбашев. В самом деле, а вдруг это именно ему вздумалось так жестоко отомстить счастливой сопернице своей опозоренной сестры Зиновии? Понятное дело, Арцыбашева этого первым и схватили. Потом пытали и забили, само собой разумеется, до смерти, но толку — никакого.
В конечном итоге, и это факт исторический, царь сурово покарал всех, кого считал причастными к убийству своей жены. Собственно, об отравлении речь пошла сразу, и другие причины смерти даже не рассматривались. Все было предельно просто: ранняя кончина царицы породила подозрения в отравлении и вызвала гнев Ивана Васильевича, а этого было достаточно для того, чтобы в ходе так называемого «расследования» было казнено около двадцати человек.
Вот только вопрос — виновных ли? Например, Булат Арцыбашев ни в чем так и не сознался. А может быть, ему и сознаваться-то было не в чем? Ничего страшного. Как говорится, лес рубят — щепки летят…
А что, если это Салтанкул? Что, если он каким-то образом проведал, что Кученей умерла не просто так, а была отравлена? Что, если это была месть за любимую сестру? Достоверно что-либо узнать он не мог. Ну и что, что не мог? В таких делах знание — это уже потом, как бы для порядка, а начинается все с неясного предположения, которое потом оказывается опаснее любого яда и разъедает душу, словно кислота. А потом смутные подозрения превращаются в уверенность, и обратной дороги уже нет…
Впрочем, нет обратной дороги и у тех, кто решил отомстить в ответ, ведь месть, как известно, наносит вред не только тем, на кого она направлена, но и тем, от кого исходит.
Анри Труайя пишет: «Государь снова начинает говорить об отравлении, ищет тех, кто был заинтересован устранить его юную супругу. Подозрения падают на родных Анастасии и Марии — его покойных жен. Он приказывает немедленно провести расследование, но жертва уже выбрана — царский шурин Михаил Темрюкович, которого сажают на кол».
Посажение на кол — это очень больно и очень страшно. Человека насаживали на заостренный толстый кол, который потом устанавливался вертикально, и жертва под действием тяжести своего тела медленно скользила вниз по колу, причем смерть порою наступала лишь через несколько часов, а то и дней. Дикость какая-то! А ведь убитый таким кошмарным образом Михаил Темрюкович, брат покойной царицы, был царю не просто шурином, но и доверенным человеком. Однако это его не спасло: в мае 1571 года он был схвачен и посажен на кол (или, по другой версии, зарублен по дороге из Москвы в Серпухов). Его жена с шестимесячным сыном были казнены еще раньше: по приказу царя их тела бросили прямо на дворе непогребенными.
Что касается князя Темрюка, владыки земли Черкасской, то в 1570 году он был ранен в бою с крымскими татарами, а два других его сына были взяты в плен. Князь умер в 1571 году от ран, так и не узнав о трагической смерти Салтанкула-Михаила.
Не менее печальная участь постигла и другого царского фаворита — Григорий Грязной как ни клялся, что не имеет к предполагавшемуся отравлению никакого отношения, тоже был убит, а его сын — сожжен
