— Как цвет оттенка пурпурно-серого. Не вижу каким образом...
Но тут его глаза вспыхнули. На лице появилось восхищенное выражение.
— Так то же игра слов! Игра слов! Конечно! Конечно! Попался же переводчик, который конструирует двуязычный каламбур. Как цвет оттенка пурпурно-серого. Как розоватого либо лиловый. Нет, как интересно!
Я с недоумением глядел на него.
Пурпурный объяснил:
— Он, должно быть, попытался перевести отдельные слоги моего имени на ваш язык.
— Тогда имя Пурпурный — не настоящее твое имя?
— Нет, конечно, нет. Это просто плохой перевод. Мое же настоящее имя...
Он произнес свое имя на демонском языке. Я почувствовал, как холодный озноб прошел у меня по позвоночнику. Ничего удивительного, что первое проклятие Шуги не получилось — он использовал неправильное имя!
Храпение Шуги позади нас прекратилось. Он лежал на спине, вместо глаз узенькие щелочки.
Интересно, слышал ли он наш разговор?
74
Ветер прекратился совершенно. Пурпурный дал сигнал Вилвилу и Орбуру отдохнуть, пока он снова не замерит в этот раз точное положение солнц.
— Это очень трудно, — признался он, — здесь нет Полярной звезды, и даже магнитный компас мало помогает. Я должен, в основном, полагаться на солнца, чтобы узнать где мы находимся.
Ребята снова перебрались в лодку, жадно глотали пиво и жевали сухари.
— Отдохните, — говорил им Пурпурный, — раз мы попали в штиль, то нечего беспокоиться, что мы отклонимся от курса.
Мальчишки прилегли вздремнуть. Шуга оставался на носу лодки, решив помолиться Маск-Вотцу и попытаться выпросить у него ветер.
А Пурпурный полез на снасти, чтобы проверить свои баллоны. Я тоже прошел на нос. Путешествие начинало становиться скучным. Делать здесь было совершенно нечего, только сидеть и смотреть вокруг и вниз. Шуга покончил со своей молитвой и опустился на скамью. Он принялся распаковывать свое волшебное оборудование.
— Вонючие подонки, — поминал он своих подмастерьев. — Забыли положить мою флейту.
— Ты должен радоваться, что у тебя вообще есть подмастерья, — сказал я. — С недавних пор мало кого на это тянет. Большая часть молодежи деревни желает стать либо ткачами, либо производителями электричества. Немногие стремятся следовать старым обычаям.
— Хм! — фыркнул Шуга. Он поглядел на меня, — и что они будут делать теперь, когда воздушная лодка закончена, а? Спроса на воздушную ткань больше нет, генераторы крутить ни к чему. Вот и получается, что работы у них тоже нет.
— Ну, не знаю, — ответил я. — Недавно я слышал, как Леста и Гортин обсуждали возможность постройки еще одной летающей машины. Больше этой. Чтобы доставлять из деревни товары на материк и обратно.
— Это вполне вероятно, — пробурчал Шуга. — Но у меня пока что есть дураки-помощники. И они забыли положить в мой мешок саранчу и мои трубы...
— Значит ты плохо учил их, — сказал я. — Со своими у меня неприятностей не было.
— Хм, не так это легко, как ты думаешь, Лэнт, научить стать волшебником. Как вспомню свою учебу...
И он замолчал.
— В чем дело? — спросил я.
— Лэнт, ты прав. Я мало их бил.
— Не понимаю.
— Конечно. Учить волшебника это совсем не то, что учить резчика или ткача. Ученика надо бить три раза в день, чтобы он не стал самодовольным. Затем ты должен бить его еще три раза, чтобы он захотел слушать, и еще три раза, чтобы внушить к себе страх — пусть они будут недовольны своей жизнью, пусть даже восстанут разок против тебя.
— Что-то слишком много битья, — заметил я.
Шуга кивнул.
— Это необходимо. Вечное величие волшебника прямо пропорционально количеству побоев, которые он перенес.
— Твои годы учебы, должно быть, были ужасными...
— Так и было. Мне повезло остаться в живых. Старик Алгер не шел отдыхать, пока не выбивал из меня все недовольство. Мы смастерили на него около сотни различных волшебных ловушек, и ни одна не сработала — он все их разгадал.
— Ты хочешь сказать, что ученик волшебника должен стараться убить своего учителя?
Шуга кивнул.
