через час в его мозгу зашевелилась мысль. Емкость его памяти почти переполнилась, но мозг все еще работал и сознание было ясным.
«Интересно, какое повреждение я ему нанес?»
Мысль затуманилась и попыталась ускользнуть, но Дуглас усилием воли удержал ее, подсознательно догадываясь, что она несет ценную информацию.
«Так... я держал луч лазера включенным; наверняка его корабль поврежден и лазер перегорел. Надо покончить с ним... Надо только подождать, пока он подлетит поближе...»
Мысль прервалась, растворилась в полубессознательной дымке... и вернулась через два дня.
«Интересно, насколько поврежден его корабль? Как бы это узнать?»
Через полтора месяца Хукер нашел решение проблемы: можно развернуть корабль боком — Лоффьер сделает то же самое и таким образом, его борт окажется в уязвимом положении.
Так он и сделал.
Затем Дуглас сфокусировал один из боковых экранов обзора, увеличил изображение до максимума и стал ждать. Вскоре подошло время принимать ванну, и он привычно встал было с кресла, но тут же сел и вцепился в подлокотники: нельзя покидать рубку в такой ответственный момент. Он весь дрожал, стуча зубами; смертельный холод разливался по телу.
Лоффьер медленно развернулся, и тут Хукер понял, почему он никогда не вернется домой. Жилая часть — самая непрочная и уязвимая — отсутствовала напрочь. Лазер Дугласа давным-давно расплавил ее, оставив лишь обломки, отполированные по краям молекулами газа, попадающими в поле рэмскопа. Лоффьер умер не сразу; он успел запрограммировать автопилот на столкновение с кораблем противника. Возможно, Грег давно сдался бы. Но автопилот был бездушной машиной и не знал усталости.
Хукер отключил монитор и спустился в сауну. Весь его распорядок полетел к чертям из-за этой задержки. Он все еще пытался вернуться к привычному ритму жизни, когда, несколько лет спустя, поле рэмскопа Лоффьера накрыло его корабль.
Два пустых звездолета на полной скорости мчались к краю Вселенной.
