Популярная музыка из Виттулы

звука. Мальчик, по-прежнему, пристально разглядывал меня, сидя ко мне боком.

Я замер, качели замедлили ход. Тут я подпрыгнул, кувыркнулся через голову и плюхнулся на траву. Стал разглядывать небо. Белые облака бежали над рекой. Они напоминали больших пушистых барашков, спящих на ветру. Когда я закрыл глаза, то увидел, как по внутренней стороне век бегают какие-то букашки. Маленькие черные точки, ползающие по красной пелене. Я зажмурился крепче и обнаружил, что в животе у меня бегают фиолетовые лилипуты. Они карабкались друг на дружку, образуя узоры. Еще там были разные звери, там открывался целый мир. Меня вдруг поразила мысль - мир состоит из множества кулечков, повязанных один поверх другого. Сколько ни развязывай - внутри всегда будет новый.

Я открыл глаза и вздрогнул от неожиданности. Рядом со мной лежал тот мальчик. Он растянулся на спине почти вплотную ко мне, так что я чувствовал его тепло. Лицо у него было удивительно маленькое. Сама голова была нормальная, но вот черты лица сбились в кучу на крошечном участке. Словом, лицо как у куклы, прилепленное на большой коричневый мяч. Коротко остриженные волосы с выхваченными кусками, на лбу засохшая корка ссадины, уже отваливающаяся. Он сощурил один глаз, верхний, в который попадало солнце. Нижний прятался в траве и был широко открыт, в огромном зрачке я видел свое отражение.

– Как тебя зовут? - поинтересовался я.

Он не ответил. Не шелохнулся.

– Микас синун ними он? - повторил я вопрос по-фински.

Тут он открыл рот. Улыбкой это назвать нельзя, но можно было разглядеть зубы. Они были желтые, давно не чищенные. Мальчик поковырял мизинцем в ноздре - остальные пальцы были слишком велики для этой тонкой работы. Я сделал то же самое. Извлекли каждый свою козявку. Он сунул свою в рот и проглотил. Я замялся. Тогда он выхватил и мою козявку и быстро отправил вслед за первой.

Так я понял, что он хочет подружиться со мной.

Мы сели в траве, и мне захотелось тоже произвести впечатление на моего нового приятеля.

– Можно поехать, куда захочешь!

Мальчик жадно слушал мои слова, но я не был уверен, что он понимает.

– Даже в Китай, - продолжил я.

Чтобы доказать серьезность моих слов, я поднялся и направился к дороге. Вальяжно, напустив на себя помпезную самоуверенность, чтобы не выдать волнение. Он увязался за мной. Мы дошли до церковной сторожки, выкрашенной в желтый цвет. У дороги стоял автобус: на нем явно приехали туристы, чтобы поглазеть на лестадианскую избу. Автобус стоял с открытой дверью для проветривания, водителя поблизости не было видно. Я вошел, втянув за собой приятеля. На немного отсыревших сиденьях разбросаны куртки и сумки. Мы спрятались сзади за спинкой последнего кресла. Вскоре в автобус, пыхтя и потея, начали карабкаться пожилые тетки, расселись по местам. Они говорили на каком-то гавкающем языке и большими глотками отхлебывали из бутылок с лимонадом. Потом к ним присоединились еще несколько пенсионеров. Подошел шофер, положил под губу заряд табака. И мы отправились в путь.

Молча, с округленными глазами мы смотрели на проплывающие картины. Вскоре мы оставили Паялу - крайние дома скрылись из виду - и поехали лесами. Я в жизни не видел столько деревьев, они тянулись бесконечно. Вдоль дороги стояли старые телеграфные столбы с фарфоровыми чашками, а между ними, в духоте, унылой дугой провисли тяжелые провода.

Нас заметили только, когда мы проехали много километров. Я случайно стукнулся в спинку сиденья, и сидевшая на нем тетенька с ноздреватыми щеками обернулась ко мне. Я предупредительно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, порылась в сумочке и угостила нас диковинным мешочком с конфетами. Она что-то сказала, но я не понял что. Тогда она показала на шофера и спросила:

– Папа?

Я кивнул, натужно улыбаясь.

– Хабт ир хунгер? - снова спросила она.

Не успели мы сообразить, как она вручила нам по бутерброду с сыром.

После долгой тряски мы, наконец, затормозили на большой стоянке. Пассажиры высыпали наружу, я и мой приятель - с ними. Нашему взору открылось низкое широкое здание из бетона с плоской кровлей, из которой щетиной торчали высокие стальные антенны. Дальше, за железной решеткой стояло несколько аэропланов. Шофер открыл багажник и начал выкладывать чемоданы. У нашей благодетельницы была целая гора чемоданов, и она ужасно беспокоилась. На лбу под шляпой блестели бусинки пота, тетенька посасывала зубы, неприятно причмокивая. Мы с приятелем решили отблагодарить ее за гостинцы и схватили тяжелый чемодан. Втащили его в здание аэровокзала, там перед столом диспетчером уже возбужденно гудела орава пенсионеров, достающих всевозможные документы. Диспетчерша в форме терпеливо пыталась их построить. Так, организованным шагом мы миновали турникет и пошли к самолету.

Это был мой первый полет. Оба мы чувствовали себя немного неловко, но красивая стюардесса с карими глазами и сердечками в ушах помогла нам пристегнуть ремни. Моему товарищу досталось место у иллюминатора, мы с растущим торжеством глядели, как раскручиваются блестящие пропеллеры, все быстрее, быстрее, вот уже совсем слились в единый, невидимый круг.

Начали взлетать. Меня вжало в сиденье, колеса стали подпрыгивать, потом легкий рывок - оторвались от земли. Мой приятель в восторге тыкал в иллюминатор. Летим! Внизу простирался мир. Люди, дома, машины, съежившиеся до игрушечных размеров, такие маленькие, что можно было положить их в карман. Потом со всех сторон нас обступили облака, белые снаружи, серые, как овсянка, внутри. Мы протаранили облака и продолжали подниматься, все вверх и вверх, пока не достигли купола неба, и тогда стали парить - медленно, почти незаметно.

Приветливая стюардесса угостила нас соком, это было кстати - ужасно захотелось пить. Потом мы попросились в туалет, и она проводила нас в крошечную кабинку, где мы по очереди выпростали из штанов свои пипки. Моча падала в отверстие, и я представил, как она прольется на землю мелким золотым дождем.

Потом нам дали альбомы и мелки. Я нарисовал, как столкнулись два самолета. Ощипанная голова моего товарища все больше клонилась назад, так он и заснул с открытым ртом. От его дыхания запотел иллюминатор.

После долгого перелета мы приземлились. Пассажиры как один ринулись вон, в суматохе мы потеряли из виду нашу тетеньку. Я подошел к старичку в фуражке и осведомился, не есть ли это тот самый Китай. Он покачал головой и указал на бесконечно длинный коридор, по которому шел народ с чемоданами. Мы пошли по этому коридору, я несколько раз вежливо спрашивал, пока мы, наконец, не увидели людей с узкими глазами. Я решил, что эти уж точно едут в Китай, так что мы сели рядом и стали терпеливо ждать.

Спустя какое-то время подошел дяденька в синей форме и стал нас расспрашивать. У нас будут неприятности - это читалось в его глазах. Потому я застенчиво улыбнулся ему и притворился, что не понимаю.

– Папа, - пролепетал я, указывая куда-то вдаль.

– Ждите здесь, - сказал он и быстро ушел.

Едва он скрылся, мы перебрались на другую скамью. Скоро мы познакомились с черноволосой китаянкой в гетрах, которая собирала забавный конструктор. Она разложила пластмассовые кусочки на полу и стала объяснять нам, как сделать дерево, вертолет, да все, что угодно. Без умолку болтала и размахивала тонкими ручками, кажется, ее звали Ли. Она кивнула в сторону скамьи, где читал газету какой-то строгий дяденька и сидела взрослая девочка со жгучими черными волосами. Я решил, что это сестра девочки. Она ела красный сочный фрукт, красиво нарезанный специальным фруктовым ножом, и вытирала губы салфеткой с отороченными краями. Когда я подошел к ней, она с сытым видом предложила мне взять кусочек. Фрукт был настолько сладкий, что я прямо задрожал от удовольствия - в жизни не ел такой вкуснятины. Я подтолкнул товарища, чтобы и он попробовал. Он смаковал с полуопущенными веками. В виде благодарности неожиданно вытащил спичечный коробок, приоткрыл его и дал китаянкам заглянуть в щелку.

В коробке скребся большой жук с зеленым отливом. Старшая сестра протянула ему маленький кусочек фрукта, но жук вдруг взлетел. С басовитым рокотом покружился над всеми узкоглазыми путниками, сидевшими в креслах, над двумя тетками со спицами в волосах, задравшими головы от изумления, обогнул гору чемоданов, увенчанную парой небрежно упакованных оленьих рогов, и, задевая лампы дневного света, поплыл по коридору в ту самую сторону, откуда мы пришли. Мой приятель поскучнел, а я взялся утешать его, говоря, что жук точно полетит домой в Паялу.