Люля нам помогут.
Он выбежал из класса, а я принялся нарезать бумагу.
Однако не успел и выкроить первую полоску, как в класс вошел переросток Здеб. Одну руку он держал в кармане, а другой — с загадочной улыбкой поглаживал подбородок.
— Ты зачем явился? — строго спросил я.
— Тебя, видно, давно не били, — ощетинился Здеб, — когда ко мне обращаешься, говори «коллега».
Я решил с ним не связываться.
— Простите, коллега, забыл. Коллега так редко стал приходить в класс.
— Тепло, — зевнул Здеб, — да и скучно мне с вами, сопляками. Мое место в десятом классе. Понятно?
— Понятно, — вежливо ответил я. — Как печально, коллега, что вам, несмотря на солидный возраст, приходится посещать наш класс.
— Это все из-за проделок Пифагора и дира, — так Здеб называл директора. — Они меня всегда нарочно спрашивают именно то, что я не выучил. Ну, хватит. Не имею привычки откровенничать с сопляками. Ты новый дежурный?
— Да, коллега.
— ПОБРИТЬ МОЖЕШЬ?
— Побрить? — Я вытаращил глаза.
— Ведь сегодня именины пани Окулусовей, должен же я быть выбритым?
— Значит, коллега хочет, чтобы я его побрил?
— Дежурные всегда меня бреют, — пожал плечами Здеб. — Это входит в их обязанности. Ты что, не знал?
— Нет! Чесек ничего мне не говорил. А он тоже брил коллегу?
— Конечно, брил! — прикрикнул Здеб. — И довольно неплохо. Ну, давай быстрей, времени мало.
Здеб удобно развалился на стуле за кафедрой и развернул журнал «Панорама».
— Ладно… — пробормотал я, — а чем я брить буду?
— Прибор в ящике кафедры. Воду можешь взять из графина, если она свежая. Ну, начинай. Времени в обрез.
Я вынул из ящика бритву, мыло, мисочку, полотенце и беспомощно замер перед Здебом.
— Ну, что ты стал? — подгонял меня Здеб. — Завяжи полотенце!
Я завязал.
— Не так туго! Задушишь! — завертелся Здеб. Я поправил полотенце.
— Воду!
Я палил из графина поды в мисочку.
— Мыло!
Я намылил.
— Бритву!
Я схватил бритву и принялся его скрести.
— Стой!
Я остановился.
— Что таращишься? — крикнул Здеб. — Не видишь, что она тупая? Наточи.
— Как наточить?
— На ремне! Есть же у тебя ремень на штанах?
Я снял ремень и тут же почувствовал, что у меня падают штаны. Я подтянул их, но они снова сползли. Тогда, отчаявшись, я снял брюки, привязал ремень к ручке двери, как это обычно делает отец, и принялся точить бритву.
Здеб нетерпеливо поглядывал на меня из-за «Панорамы».
— Хватит! Брей! — скомандовал он.
Я поспешно натянул штаны и начал скрести бритвой подбородок Здеба. Вдруг Здеб подскочил на стуле:
— С ума сошел!
— Что случилось?
— Ты меня порезал, сопляк! Опять по лицу пойдут прыщи! Боже мой… Сколько крови! Ну, чего ты стоишь? Скорее вату! Перевяжи! Ай… истекаю кровью! — застонал он.
Я подбежал к аптечке, достал бутылочку йода и вату.
— Сейчас я коллегу перевяжу, — пролепетал я.
— Прыщи будут, — рыдал Здеб.
Я намочил йодом клок ваты и прилепил его к подбородку клиента. Здеб взвизгнул и вскочил со стула:
— Ой, мой подбородок! Что ты наделал, хулиган?
— Сма… смазал йодом.
— Что? Иод… Ну, погоди, я с тобой рассчитаюсь… Ой, мой подбородок… мой подбородок.
С громким ревом он выскочил из класса.
Я вытер рукавом лоб и вздохнул с облегчением. Но передышка была недолгой. С шумом распахнулась дверь, и в класс вбежала Буба. Здоровенная, на голову выше меня дылда, воображающая себя кинозвездой. У меня душа ушла в пятки. Я с ужасом смотрел на Бубу, а она медленно подошла ко мне и с кинематографической улыбкой нежно взяла за подбородок.
Я покраснел, по не посмел двинуться с места.
— Ты сегодня дежурный, Марочек? — ласково спросила она.
Я в испуге отшатнулся.
— Да. А тебе что-нибудь нужно?
— Догадайся сам.
— Понятия не имею. — Я отступил еще на шаг. Переросток Буба, заломив руки, стала в позу умирающего лебедя.
— Маречек сделает Бубочке маникюрчик, — прощебетала она.
Я остолбенел:
— Я — маникюр? Ты что, с ума сошла?
— Маречек так невежлив с маленькой Бубочкой. А если малютка его хорошенько попросит?
— Не валяй дурака, — со злостью оттолкнул я ее. — Тоже придумала.
— Ты не очень-то задавайся, — Буба обиженно выпрямилась, — а то как тресну! Сегодня именины пани Окулусовой, и я должна иметь шикарный вид.
— Но ведь пани Окулусова не разрешает покрывать ногти лаком, — попробовал отбиться я.
— Красный лак — гадость, — пожала плечами Буба. — Это сейчас не модно. Я признаю только перламутровый. Он не сразу бросается в глаза… И вообще это тебя не касается. Садись и делай, что велят.
— А я не стану! — закричал я. — Убирайся к черту, нам надо класс украшать. Понятно?
— Что… — нахмурилась Буба. — Ах ты, сопляк! Буба решительно толкнула меня к скамье.
Я хотел было улизнуть, но тут тяжелой поступью вошел в класс Пумекс II в боксерских перчатках. Он взглянул на нас исподлобья и скомандовал:
— Буба, мотай отсюда!
Он говорил в нос, а если Пумекс начинает гнусавить, это плохой знак.
— Не видишь, я делаю маникюр, — неуверенно улыбнулась Буба.
— Мотай отсюда! — не глядя на Бубу, повторил Пумекс II совсем гнусаво, а это уже означало, что дело принимает скверный оборот.
Прикусив губу, Буба собрала свои маникюрные принадлежности и ленивой походкой направилась к выходу. В дверях она обернулась и показала Пумексу II язык. Однако на Пумекса II это не произвело никакого впечатления. Он встал и смерил меня презрительным взглядом.
— Новый дежурный?
