Остаток дня прошел в напряженном ожидании, все следили за мощнейшей демонстрацией, что и не демонстрация уже вовсе, на задний план ушли даже три крупнейшие катастрофы в Европе, вспыхнувшая гражданская война в Перу и накалившиеся отношении Англии с Ирландией.

Спать я отправился за полночь, долго не мог заснуть, перед глазами то разверзались звездные глубины мироздания, то вдруг без всякого перехода видел призрачное лицо Тани, звезды таинственно мерцали в ее глазах, поблескивали на зубках, покачивались, как грозди бриллиантов, в ушах, сверкали в роскошных диадемах на лбу, в драгоценном колье…

К утру стало известно, что передовые отряды расположились на ночь у самой МКАД, к ним начали присоединяться из ближайших городских кварталов, пришли группки из городов-спутников.

Я начал бриться, по жвачнику какая-то жирная тупая скотина завывала по-цыгански жирным тупым баритоном: «Я душу дьяволу продам за ночь с тобо-о-о-о-й…», полагая, видимо, что это ах как круто, отдать какую-то там хрень за траханье ах какого тела, ах с какой роскошной жопой… как бы все это смотрелось в анатомическом театре, добавил бы хирург Базаров.

Хорошо бы послать на тот телеканал взвод солдат и пострелять всех на фиг, да только не поймут, за что, да и те, кому это показать и даже объяснить на пальцах, – тоже не поймут. Их тоже бы пострелять, но тогда, в самом деле, пахать землю и асфальтировать дороги некому будет.

Так что ладно, пусть поет эту дурь для асфальтоукладчиков с Украины, просто будем сокращать эти каналы… если нас не сметет эта демонстрация, а платить этим придуркам надо, как придуркам, а не спасителям человечества. А пока что они получают, как спасители Галактики…

Но мысль уже пошла, сперва медленно, затем все убыстряясь, наконец понеслась, подминая железным катком общечеловеческие ценности. Поет даже не потомок Яфета, тот просто трахался любо-дорого, не продавая душу, а продавать душу всего лишь за ночь траханья – это ценности Хама, это его мировоззрение, его жизнь, для хамья нет ничего выше, чем нажраться, потрахаться, оттянуться, побалдеть, снова нажраться и потрахаться – других ценностей просто нет…

Добрившись, торопливо завтракал, явился Волуев, извинился за нарушение, я покосился раздраженно на его застывшее лицо.

– Какая еще неприятность?

– Пока прежняя, господин президент, – ответил он с почтением. – Есть, конечно, и другие, но эта пока самая крупная… Толпа только что возобновила движение. За ночь возросла на треть, с виду совершенно неорганизованная, так сказать, стихийный протест простого народа против очередных вывихов преступного режима… у нас режим всегда преступный, не забыли?.. Впереди знамена, как и везде в колонне, плакаты с надписями и карикатурами, толпа постепенно разогревается, выкрики все злобнее. Громить витрины и припаркованные у обочины автомашины начинают сразу, еще до подвоза ящиков с водкой…

– Что известно о планах?

– Часть останется митинговать на площади перед Останкинским телецентром, там очень удобное место, все остальные будут стягиваться в Центр.

– А здесь что?

Он сказал тоскливо:

– Любой мегаполис – очень хрупкая система!.. Нарушить его работу – раз плюнуть. Им достаточно лишь перегородить улицы. Уже чуть ли не катастрофа. А если они всей массой… Господи, страшусь подумать!

В кабинете я включил все экраны. Да, демонстранты только-только перешли Окружную дорогу, причем сразу с четырех направлений: севера, юга, востока и запада, а теперь, судя по их движению, все нацелены клювами в Центр.

Четыре мощные колонны демонстрантов двигаются по направлению к Центру. Одна со стороны Ленинского проспекта, другая – с шоссе Энтузиастов, третья – от Можайского шоссе, а четвертая, самая внушительная, от делового центра на проспекте Мира. По дороге к ним присоединяются работники банков, служащие многочисленных фирм, зарабатывающие на обслуживании населения, которое, в свою очередь, предоставляло услуги им.

В мой кабинет медленно стягивались члены правительства. На задний план отошли дела международные, даже грядущая интервенция американских войск еще когда случится, а демонстрация вот уже сегодня, да еще такая, что может опрокинуть наш режим задолго до интервенции. Или хотя бы расчистить для нее дорогу.

Медведев сидел за круглым столом, уронив голову на руки, что-то мычал, Мазарин толкнул его в плечо:

– Не спи, замерзнешь.

Медведев поднял голову. Лицо за ночь обрюзгло, постарело, под глазами мешки в три яруса.

– Хреново… Хоть презерватив на голову натягивай, чтоб все видели, как мне… хреново. Господин президент, что-то конкретно делать будем? Любая революция должна уметь себя защищать!

Я сдвинул плечами:

– Да, конечно. Но бывает, что защититься трудно.

– Почему?

Я снова сдвинул плечами, посмотрел в серьезные лица министров. С усилием выдавил улыбку:

– Главный соперник имортизма вовсе не США или демократия, как считают простые люди. Это то же самое, что полагать, будто целью создания христианства было навредить Римской империи!.. У имортизма соперник намного страшнее, огромнее, неистребимее… это – хтонность.

– Хтонность?

– Да, хтонность.

– Э-э… э-э… – проговорил Медведев несколько растерянно, даже с преувеличением, огляделся по

Вы читаете Имортист
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату