Исследования и статьи

страны между сыновьями царя, только в несколько иной форме, упоминает и А. Шлихтинг[510].

После того, как соглашение между царем и боярским правительством было достигнуто, в присутствии царя и трех его ближайших «советников» и доверенных лиц — Алексея Басманова, Афанасия Вяземского и Петра Зайцева — начался «перебор людишек» из городов и областей, отходивших в опричнину. Он состоял в подробном исследовании происхождения и родственных связей вотчинников и дворян, испомещенных по тому или другому уезду, включая их жен и детей, что всякий раз должны были подтвердить четыре представителя от уезда. Прошедшие отбор в опричнину произносили клятву, содержащую в числе прочего обещание «не есть, не пить и не иметь ничего общего с земщиной» [Т-К, 35], после чего начинался «земельный перебор» на этих территориях.

Принято считать, что таким способом формировался «гвардейский корпус опричников»[511] из служилого дворянства и детей боярских, которые «должны во время езды иметь <…> собачьи головы на шее у лошади и метлу на кнутовище» и ходить «в грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху (нагольные полушубки? — А. Н.), но нижнюю одежду <… > должны носить из шитого золотом сукна на собольем или куньем меху» [Т-К, 38].

Здесь налицо безусловная путаница, возникшая в результате неправильно понятого, к тому же испорченного изначально текста.

«Гвардейский корпус опричников» с указанными отличиями и эмблемами составляли люди, «которых [царь] набирал из подонков разбойников», «простого или крестьянского рода», так что они действительно могли «не иметь ни пяди земли», и в таком случае «великий князь давал тотчас же сто, двести <…> и больше гаков земли» [Т-К, 35]. Что же касается смотров по «перебору людишек», то на них происходил отбор служилых людей, т. е. несших службу в соответствии с обладаемой ими родовой или пожалованной земельной собственностью, с которой они и впредь должны были служить при дворе, в городах и по своим уездам, будучи кандидатами на замещение должностей в штате опричного двора, опричного аппарата управления и опричного войска.

В том, что такое отличие действительно существовало, следует из описания всеми очевидцами тех самых «убийц», из которых, по словам Таубе и Крузе, великий князь образовал «над всеми храбрыми <…> полками свою особую опричнину, особое братство, которое он составил из пятисот молодых людей, большей частью очень низкого происхождения, все смелых, дерзких, бесчестных и бездушных парней. Этот орден предназначался для совершения особенных злодеяний» [Т-К, 38– 39]. Судя по всему, именно они, а не служилые дворяне и дети боярские по опричному списку, как писал Штаден, «не должны были говорить ни слова с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опричника были в земщине отец и мать, он не смел никогда их навещать» [Шт., 93]. Правило это могло быть применено только к описанным выше «кромешникам», поскольку остальные служилые люди царской «опришнины» по роду своей службы как раз обязаны были общаться с «земскими» — на посылках, в приказах, живя бок о бок в уездах, будучи посылаемы на театр военных действий, и т. д.

Остается неясным, когда именно и каким образом формировался этот орден. Г. Штаден возникновение корпуса «кромешников» из 500 человек приписывает совету Марии Темрюковны [Шт., 85], подобно тому, как ей и ее брату приписывалась позднейшими авторами мысль об опричнине. С этим согласуется замечание А. М. Курбского, из которого можно понять, что «сатанинский полк» появился уже в 1560 г. вскоре после опалы Адашева и второй женитьбы царя[512], но факты, которые могли бы подтвердить такое заключение, мне неизвестны.

Из повествования А. Шлихтинга следует, что «собирать опричнину, т. е. убийц» царь начал не сразу, а одновременно со строительством опричного дворца на Неглинной, рядом с которым он устроил для опричников «особый лагерь». Строительство нового дворца за Неглинной напротив Кремля началось летом 1566 г., а перешел в него царь с семьей 12 января 1567 г., начав там «жить с многочисленной стаей своих опричников или убийц, которую набрал из подонков разбойников. Именно, если он примечал где-нибудь человека особо дерзкого и преступного, то скоро привлекал его к сообществу и делал слугою своего тиранства и жестокости» [Шл, 19]. Однако, исходя из описания организованного отъезда Ивана IV в Александрову слободу и ее укрепления, следует полагать, что, действительно, корпус «кромешников» возник значительно ранее указанных событий.

Эту гвардию (или «убийц», как их кратко именует Шлихтинг) царь использовал в качестве личной охраны и как палачей, посылая по стране с кровавыми поручениями [Шл., 20]. Они рубили людей, обезглавливали, разрывали их веревками («петлями») [Шл., 25], травили медведями и собаками [Шл., 39 и 43], нападали на их дома и поместья, предавая избиению не только обитателей и челядь, но и всё живое, включая скот и птицу [Шл., 23–24, 44; Т-К, 41], устраивали на дорогах засады [Шл., 20–21, 26], совершали ограбления и массовые публичные изнасилования жен и детей казненных, травлю женщин собаками и последующую на них охоту, о чем упоминают все информаторы [Шл., 23; Т-К, 42 и 47; Шт., 87].

Так, проводя избиение рода и изничтожения всех «животов» боярина И. П. Федорова, располагавшихся в различных уездах, Иван IV приказывал убийцам насиловать у себя «на глазах жен и детей тех, кого он убивал, и обращаться с ними по своему произволу, а затем умерщвлять. Что же касается жен поселян, то он приказал обнажить их и угонять в леса, как скот, причем тайно были расположены засады из убийц, чтобы мучить, убивать и рассекать этих женщин, бродивших и бегавших по лесам» [Шл., 23]. Подтвердив эти факты, Таубе и Крузе в другом месте своего «Послания» рассказывают, что сходным образом расправился со всем двором князя Владимира Андреевича Старицкого. Женщины были выведены нагими, их сначала «травили собаками, как зайцев, а затем они были застреляны и растерзаны ужасным образом, и их оставили лежать непогребенными под открытым небом, птицам и зверям на съедение» [Т-К, 47].

Широкие массовые акции «кромешниками» были развернуты и в Москве.

«После того, как он (царь. — А. Н.) настолько подавил свое население, что мог не опасаться с его стороны никакого сопротивления, — пишут Таубе и Крузе, — принялся он убивать и разорять различными ужасными способами своих знатных бояр. <…> Опричники великого князя должны были в количестве от 10 до 20 человек разъезжать по улицам с большими топорами, имея под одеждой кольчугу. Каждая отдельная рота намечала бояр, государственных людей, князей и знатных купцов. Ни один из них не знал своей вины, еще меньше — время своей смерти и что вообще они приговорены. И каждый шел, ничего не зная, на работу, в суды и канцелярии. Затем банды убийц изрубали и душили их безо всякой вины на улицах, в воротах или на рынке и оставляли их лежать, и ни один человек не должен был предать их земле. И все улицы, рынки и дороги были наполнены трупами, так что местные жители и чужестранцы не только пугались, но и не могли никуда пройти вследствие большого зловония» [Т-К, 40–41].

Почти теми же словами об этих зверствах пишет и А. Шлихтинг:

«Как только рассветает, во всех кварталах и улицах города появляются прислужники опричники или убийцы и всех, кого они поймают из тех, кого тиран приказал им убить, тотчас рассекают на куски, так что почти на каждой улице можно видеть трех, четырех, а иногда даже больше рассеченных людей, и город весьма обильно наполнен трупами» [Шл., 25].

Основным местопребыванием этих членов ордена, по словам Таубе и Крузе, была не Москва с ее опричным дворцом, а отдаленная от столицы Александрова слобода, «где это братство было основано», за исключением тех, «которые были посланцами или несли судейскую (ошибка перевода? — А. Н.) службу в Москве» [Т-К, 39].

Остановимся на этом моменте.