из нас христиане… дрожь берет. Но я король, дорогой Ричберт. И для меня Тюрингия, которая так часто строила козни мне, все же ближе, чем дикие косматые венгры, которые мне ничего плохого еще не сделали… Ибо мы – христиане, мы один народ. И я буду делать так, как велит разум, а не чувства. И если дорога справедливости ведет к кровопролитной войне, я допущу несправедливый поступок… да-да, закрою на него глаза, если после этого в королевстве воцарится мир и спокойствие!
За неделю на берегу Шельды вырос настоящий городок, а ночью казалось, что уже пришло огромное войско диких венгров: костров видимо-невидимо, возле всех спят или сидят люди, что прослышали о предстоящем Божьем суде и явились, как на яркое и прекрасное зрелище, где Господь явит свою волю.
Помимо рыцарей и богатых горожан, из ближайших городов явились даже зажиточные ремесленники, некоторые с семьями, прибыли торговцы, что тут же поставили походные лавки с товаром, а группа бродячих артистов начала беспрерывно давать представления.
Последний день недели выдался хмурый, плотные серые тучи закрыли небо. Плотники изготовили длинный помост с навесом, под которым король и его наиболее высокие особы могут укрыться как от непогоды, так и от солнца. Граф Хардвулф велел большой участок перед помостом обгородить брошенными на землю бревнами, это для того, чтобы поединщики не гонялись друг за другом по бескрайнему Брабанту, а схватка происходила перед глазами короля и гостей, что не хотят ничего упустить из зрелища.
Граф Маргант, бледный и невыспавшийся, сел рядом с королем, пожаловался, что отвык от походной жизни, в его возрасте пора сидеть перед камином в мягком кресле и с толстым теплым пледом, укрывающим ноги.
– Ты не старше меня, – укорил Генрих.
– Ты король, – огрызнулся Маргант, – ты обязан!
– Все мы обязаны, – ответил Генрих с грустью.
Маргант зябко повел плечами.
– Сыро и мерзко… А еще этот Божий суд… Какая профанация Божьего имени!
Генрих нахмурился.
– А что тебе не так?
Маргант огрызнулся:
– Ты так говоришь, будто веришь, что слабый может победить того, кто вдвое сильнее… пусть даже с Божьей помощью?
– Ты отрицаешь помощь Господа Бога? – спросил Генрих тихо.
Граф тоже оглянулся по сторонам и ответил тихо:
– Ваше Величество, Господу делать больше нечего, чем вникать в наши мелочные тяжбы и ломать голову, кому и как помочь! Конечно же, сильный победит слабого, как бы тот ни был прав. А когда это прикрывается именем Господа, мне просто стыдно.
Генрих сказал успокаивающе:
– Ты слишком много времени провел послом в Риме. Теперь поживи среди германцев, здесь нравы более простые.
– В смысле дикие?
– Дикие, – согласился Генрих, – суровые, неотесанные, жестокие, грубые, как ни назови – будешь прав. Но это наша страна, это наш народ. А насчет Божьего суда ты не совсем прав.
Маргант чуть отстранился от него, посмотрел пристально.
– Ну-ну, в чем?
Генрих сказал тихо:
– Во-первых, я практически всегда решаю либо сам, либо с помощью совета. Да ты и сам это мог увидеть, не прикидывайся лавкой, на которой сидишь. Божий суд – это редчайший случай, к нему прибегают, когда доводы сторон равно весомы, доказательств нет как нет, кроме слова чести… в то же время конфликт нужно разрешить как можно быстрее.
Маргант сказал с брезгливым раздражением:
– Это все мимо.
– Почему?
– Я говорил о том, – сказал граф, – что победит сильнейший, а не правый.
Генрих спросил с расстановкой:
– А кто тебе сказал, что правым не может оказаться сильнейший?
– Граф Тельрамунд победит в любом случае, – возразил Маргант, – и неважно, прав он или не прав! Я уже поспрашивал о нем… Никто не знает рыцаря в здешних землях, столь же громадного и умелого в воинском искусстве! Он не только хорош как полководец, он всегда первым врывается в ряды противника, дерется один против дюжины! О нем всегда говорят со страхом и восторгом!
Генрих вздохнул.
– Суть Божьего суда в том, что слух о нем распространяется по городам и весям. А люди лучше нас с тобой знают, кто прав, кто не прав. И если неправда велика, то всегда найдется защитник…
– И выступит против графа Тельрамунда? – хмыкнул Маргант.
Генрих развел руками.
– Да, граф чудовищно силен. Но посмотри трезво. Все видят графа и могут прикинуть свои шансы, а он своего противника не знает. Это первое. Второе – это проверка общества и на высмеиваемую в последнее время нравственность. Выступить в защиту справедливости… гм… В старое доброе время всегда не было отбоя от желающих вступиться за правду. Посмотрим, найдется ли сейчас хоть один…
– …безголовый, – буркнул граф.
– Называй как хочешь, – уступил король. – Да, он будет повергнут, граф Тельрамунд займет трон, но, повторяю, Божий суд вовсе не глупая затея. Напротив, это настолько мудро, что не всякий умник, закончивший богословскую академию, поймет…
Граф Маргант промолчал, лицо стало озадаченным, а король бросил взгляд на поле для поединка.
– Видишь, – сказал он тихонько, – я же говорил, наш народ пока что не погряз в безнравственности!
Маргант буркнул:
– Слова есть только слова.
– А взгляни на поле, – предложил король. – И на всех, кто пришел. Никто не сомневается, что вызов графу Тельрамунду брошен будет обязательно.
– Знаю, – буркнул Маргант. – Я уже слышал, что барон Матвильд Аквитанец намерен выйти против него, если не появится кто-то еще, виконт Ирмингер, рыцари из вашей свиты хотели бы, но опасаются вашего гнева… Граф Ричберт уже облачился в боевые доспехи…
– Пусть не опасаются, – сказал Генрих быстро, – но мне жаль, если кто-то из них погибнет. Я слышал, граф Тельрамунд не раз рассекал противника от макушки и до пояса, хотя те были в полных рыцарских доспехах!
– Тельрамунд силен просто чудовищно, – подтвердил Маргант, – но то, что столько народу готовы выступить в защиту невинной девы… гм… в самом деле говорит о нравственном здоровье нашего народа! Однако…
Генрих нахмурился.
– Что?
– Однако, – закончил Маргант, – во времена нашей молодости вообще не дошло бы до такого. Мы были чище!
– И снег был белее, – согласился Генрих. – Эх, где твоя мудрость?
Маргант пробормотал со вздохом:
– Знаю-знаю, мудрее промолчать, видя несправедливость.
В голосе старого друга Генрих уловил издевку, нахмурился, потому что нравственность, которую насаждает церковь, нравственностью, а жизнь жизнью. Победу все равно нужно отдавать Тельрамунду. Он солгал, это видно, да и не слишком уж и скрывает: крупный сеньор, под рукой множество вассалов, прекрасно понимает, что если все делать «по совести», любое хозяйство рухнет. И понимает, что король тоже поступает не «по совести», а так, как надо.
