Наконец, последний доклад из Семипалатинска от Регаме. Чаблов получил его накануне, а самого Регаме ожидал увидеть в Киеве уже дня через два. Вот все-таки что значит старый проверенный боец — и долю Батюшека увел из-под самого носа у агента конкурента, и выяснил важное: с кем приходится бодаться. С Рудокоповой.
Чаблов был знаком с Рудокоповой шапочно. Конечно, они где-то встречались, на каких-то приемах, в УСПП[2] наверняка виделись, но их деловые интересы не пересекались, и своего мнения о Рудокоповой у него не было. Кроме того, она была вдвое моложе его, работала за границей, кажется. С теми, кто вышел из системы советского пищепрома, вообще из советской школы бюрократии, говорить и договариваться Чаблову было легко, а вот эта молодежь, понабравшаяся европейских привычек вперемешку с европейскими же понтами, вот с ней иметь дело ему было непросто. Но нужно. Тем более что Рудокопову он уже обходил на четверть. У него была половина, у нее четверть, и теперь следовало срочно, любой ценой найти четвертую часть рукописи.
Нужны были новые люди. Новые люди. Тут Чаблов вспомнил, что накануне ему докладывали о попытках еще одного старого киевского лиса связаться с ним.
— Машенька, — вызвал он секретаря, — свяжи меня с Коробочкой. Ты говорила, что он вчера набирал меня. Посмотри там у себя в записях: Семен Кириллович Коробочка.
Коробочка пробивался к Чаблову третий день, ровно с того момента, как Енот Семенов предложил ему найти покупателя на акватинты и часть архива, привезенные им из Германии. По соображениям Коробочки, акватинты вряд ли заинтересовали бы пивного барона, собиравшего по преимуществу рукописи отечественных авторов, но в наскоро перелистанных им документах из архива мелькали украинские фамилии и знакомые названия городов, так что шанс протолкнуть бумаги Чаблову был. Правда, Семенов этим утром на звонок не ответил, что еще ничего не значило, не ответил утром — ответит вечером.
Зато Коробочке позвонили с Петровки и в подробностях рассказали, как горел павильон Бидона. Среди подробностей была не забыта и встреча Рудокоповой с погибшим ночью Бидоном. Семен Кириллович собрался посмотреть, что пишут о пожаре в Интернете, но тут позвонили от Чаблова.
«Как все одно к одному сходится», — успел подумать Коробочка, прежде чем услышал в трубке голос Чаблова.
— Что там у тебя, Семен? — не теряя времени на разговоры о здоровье, сразу спросил Чаблов.
— Есть одна рукопись, Петро Тодосьевич.
— Так, — заинтересованно крякнул Чаблов. — Что за рукопись?
— Часть архива. Приехала из Германии.
— Из Линдау?..
— А-а. Так вы в курсе.
— Говори, говори, — подстегнул Чаблов огорчившегося Коробочку.
— Вот, собственно. Есть рукопись и альбом гравюр. Их продают вместе. Я подумал, что рукопись может вас заинтересовать. Цена разумная.
— Хорошо, Семен, — прервал его Чаблов. — Давай не будем терять время. Рукопись меня интересует. Поэтому бери продавца, бери альбом и бумаги и вези ко мне. Чем раньше, тем быстрее. Есть?
— Понял, Петро Тодосьевич.
Коробочка позвонил только вечером.
— Ну что, Семен, где продавец? Где бумаги? Когда будешь у меня? — не дал ему слова сказать Чаблов.
— Продавец целый день давал показания. Только что освободился.
— Что там у вас происходит? Какие еще показания? Бумаги у него?
— Бумаги пропали, Петро Тодосьевич.
— Пропали.
В ситуации, когда успех, казавшийся близким, неожиданно отдалялся и вожделенный приз уходил прямо из рук, Чаблов попадал не раз и не два. Такое случалось с ним многократно и в крупных делах, и в мелочах. Он точно знал, что, если вдруг это случилось, нужно немедленно переключиться, вернуться из режима предфинишного спурта в обычный стайерский, потому что волей судей дистанция увеличена без предупреждения, и атлетам еще предстоит бежать и бежать. В спорте так не бывает, в спорте все просто. В бизнесе — иначе.
— Ну-ка, Семен, подробно, в деталях и с самого начала. Слушаю тебя.
— Три дня назад на меня вышел человек и предложил рукопись.
— Семен, — перебил его Чаблов, — давай проясним один момент. Ты уже работаешь на меня. Независимо от того, куплю я рукопись или нет, ты получишь деньги. Поэтому давай мне всю информацию. Что за человек?
— Енот Семенов, писатель.
— Енот Се. — записывая, повторил Чаблов. — Какой еще енот?
— А, черт. Енот — это кличка. Так его на Петровке зовут. А имя. Я не помню, Петро Тодосьвич. Имя вылетело. Вспомню — скажу.
— Хорошо. Значит, Енот Семенов.
— Да. Предложил рукопись и дал мне копии.
— Копии у тебя? — снова перебил его Чаблов.
— Да. Копии есть.
— Хорошо. Это хорошо. Я сейчас отправлю к тебе машину. Передашь водителю. Дальше.
— У Семенова было несколько копий. Одна из них попала к Рудокоповой. Есть такая.
— Да знаю! — взревел Чаблов. — Знаю, что есть такая. И что дальше?..
— Дальше непонятно. Вчера Семенов ехал на встречу к Рудокоповой, и на Петровке у него пропала рукопись. История темная, но Семенов подозревает Бидона, покойного владельца павильона. Странный был субъект. Одним словом, через час после пропажи бумаг Семенов привез к Бидону на разборки Рудокопову с ее бандитами. Они перекрыли вход в павильон, перевернули там все. Покупателей вышвыривали на улицу, как кошек из кладовки. Рудокопова лично допрашивала Бидона, но бумаги не нашла. Говорят, такое творила. Соседние точки тоже вывернула наизнанку. Ее головорезы избили Бидона и одного случайного посетителя. А потом, чтобы убрать следы, сожгли павильон. Два трупа.
— Да ты что, — охнул Чаблов. — А бумаги?
— Пропали! Сгорели наверное. Семенову Рудокопова пообещала вернуть деньги, но он теперь даже звонить ей боится.
— Да это какое-то. — не находил слов пораженный Чаблов. — Такого у нас уже пятнадцать лет не было.
— Как на войне, Петро Тодосьевич!
— Нет, не «как на войне», Семен! Нам не оставили вариантов. С людьми, жгущими Гоголя посреди Киева, мы договариваться не можем и не будем. Это война, Семен, что тут не понятно?! Это война!
Еще одна глава без номера
Камлание Тэн
И все же он не ожидал, что ночная авария, на этот раз увиденная лишь со стороны, так больно рванет его по сердцу. Все ведь было проделано быстро и аккуратно: был деловит рыжий таксист Коля, понятливы водители случайных попуток и покладист Регаме. Регаме! Тот-то в чем виноват?.. Отправив Регаме в Барнаул, о нем забыли, его исключили из расчетов! А он ведь, уже на подъезде к таможне, начал приходить в себя. Адреналин, вброшенный в момент аварии хромаффинными клетками надпочечников, прошелся по аденорецепторам, поиграл на сосудах, но до рефлекторной брадикардии дело доводить не стал. Сконцентрировав внимание на деталях, он приглушил чувство вины. На время. И это время истекло,
