история поляно-руси, как предполагаемые источники начальной русской летописи. //Byzantinoslavica, III. Praha, 1931; ГУ, Praha, 1932.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
масштабными исследованиями остался не выяснен принципиальный вопрос о содержании самих используемых этнонимов.
Речь идет не о частоте употребления того или иного племенного названия, хотя в определенных случаях это имеет немалое значение, а о выяснении содержания «знаковых» этнонимов текста. Из них наиболее важными для ранней русской истории после 'варягов' безусловно являются 'русь', 'словене', 'поляне' и 'деревляне', поскольку остальные племена выступают всего только в качестве некоего ретроспективного фона событий (ср. перечни племен, участвующих в «призвании князей», походах Аскольда и Дира, Олега, Игоря и пр., однако не зафиксированных ни одним документом, будь то тексты договоров с греками или «Правда Ярославичей»), отмечая этапы территориальных приобретений киевского государства.
Следуя логике и прямому указанию заголовка ПВЛ, открывающегося вопросом «откуда есть пошла Руская земля», такой обзор следовало бы начать с лексемы 'русь', явившегося судьбоносным для самого древнерусского государства. Однако предыдущее рассмотрение лексемы 'варяги', которое привело к ее исключению из категории этнонимов, уже при анализе ст. 6370/862 г. выявило суперстратность этнонима 'русь' по отношению к «словенам». Более того, как установили еще мои предшественники, основным содержанием недатированной части ПВЛ является попытка определения места славянской общности в общемировой истории, начиная от потопа и разделения земель между сыновьями Ноя, в результате чего «словене» были идентифицированы ее автором/авторами с «норцами», а их прародина определена «по Дунаеви, кде есть ныне Угорьская земля и Болгарьская» [Ип., 5]. Последующий рассказ о расселении славянских племен и возникновении местных этнонимов (с Дуная - в Моравию, Чехию, Хорватию, на Вислу, в Мазовию, Поморье, по Западной Двине, вокруг озера Илмера, в «севера» и т.д.), который заканчивается многозначительной фразой «и тако разидеся словенескъ языкъ, темь же и прозвашася словеньская грамота», дал основание сначала АА.Шахматову б, а затем Н.К.Никольскому 7 считать его вступительной частью самостоятельного сочинения, условно названного «Сказанием о грамоте словенской», текст которого частично отразился в ПВЛ под 6406/898 г.
Обширные вставки, разорвавшие в XII в. первоначальный текст ПВЛ (напр., легенда о «хождении» апостола Андрея, дати____________________
6 Шахматов А.А. Сказание о преложении книг на словенский язык. // Jagic-Festschrift. Zbornik u slavu Vatroslava Jagica. Berlin, 1908, S. 181.
7 Никольский Н.К. Повесть временных лет…, с. 20-44.
98____________________
руемая этим временем по наличию «варягов» и «моря Варяжского», о «полянах» в Киеве, о неславянских племенах Верхнего Поволжья и Поочья), значительно исказили первоначальную картину «введения». И всё же можно видеть, что в ней присутствуют следы двух «этнических генеалогий» - собственно «словен», которые под давлением «волохов» ушли с Дуная на Вислу, «прозвашася ляхове, поляне, ляхове друзии - лютиче, инии мазовшане, а инии поморяне», и тех «словен», которые «седоша по Днепру и наркошася поляне, а друзии деревляне, зане седоша в лесех» [Ип., 5]. В том, что здесь произошла какая-то путаница по вине переработчика первоначального текста, убеждает последующая фраза, что «словене же седоша около озера Илмера и прозвашася своимъ именемъ, и сделаша городъ и нарекоша и Новъгородъ».
Попробуем в ней разобраться.
У меня нет сомнений, что последняя фраза об «Илмере» и «Новгороде» была заимствована «краеведом» (или его предшественником) из исходного текста, поскольку связывалась в его сознании с озером Ильменем на северо-западе России и Новгородом на Волхове, куда потом пришел Рюрик с «русью». Этому соответствовало и население Новгорода - «словене», к которым Рюрик «пришел первее», т.е. «сначала». В исторической реальности ничего подобного не было, во-первых потому, что Рюрик, кроме «словен»8, более ни к кому не приходил, а, во-вторых, потому, что Новгород на Волхове стал городом почти столетие спустя после смерти Рюрика/Рорика. Его приход к «словенам» действительно имел место, однако к «словенам» западным, ушедшим из Подунавья в Повисленье и далее к западу, в один из вендских «Новгородов». Убеждает в этом необычная для русского Северо-запада форма гидронима 'Илмер', отличная от зафиксированной поздними новгородскими летописями («Ильмень»), замечание Н.Т.Беляева о том, что Зейдерзее на территории древней Фризии до своего превращения в морской залив носил название «Илмер» 9, а также указание С.А.Гедеонова со ссылкой на хронику епископов Мерзебургских, что «Ильменью называлась одна из рек, протекавших по вендской земле» 10.
8 Стоит отметить, что сами новгородцы нигде не называют себя «словенами», а исключительно «новгородцами», тогда как уже в древнейших списках Правды Руской перечень фигурантов открывается «русином» и, после перечисления различных категорий княжеских слуг и общественных лиц, заканчивается «словенином» (Правда Русская, т. I. М.-Л., 1940, тексты).
9 Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи. // SK, t. III, Praha, 1929, S. 234, прим. 94.
10 Гедеонов С.А. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 346).
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
Другой ветвью «словен», собственно и находившейся в центре внимания «краеведа», работавшего над текстом ПВЛ в XII в., были «поляне», расселившиеся по Днепру и получившие свое имя «от ляхов», «занеже в поле седяху», как он объяснил в завершении ст. 6406/898 г., тогда как этноним «деревляне» переведен им как 'жители лесов' («зане седоша в лесехъ»). На последнем толковании стоит остановиться, поскольку имя «полян» с древности до настоящего времени является самоназванием поляков и их страны - «Polonia», хотя, подобно днепровским «полянам», они обитали и обитают отнюдь не в «полях», т.е. в степи, а в лесной зоне. Таким образом, использование этого названия, имеющего оговорку, что оно - «от ляхов», может быть объяснено только текстуальным заимствованием с последующей адаптацией сюжета к географической обстановке Среднего Поднепровья 11.
Во-вторых, и это тоже немаловажно, указание на два вида «словен» - «полян» и «деревлян, зане седоша в лесех», - сразу же вызывает в памяти такое же членение готов на две основные группы: восточные, или остготы (остроготы, грейтунги), и западные, или вестготы (визиготы, или тервинги). Как писал А.И.Попов, «для нас представляет интерес разделение готов на грейтунгов - 'степных жителей', 'полян' и тервингов - 'лесных жителей', 'древлян', совершенно совпадающее с разделением спустя несколько столетий обитавших примерно на этих же приднепровских землях славянских племен («поляне» и «деревляне» русской Начальной летописи)» и.
Я не знаю, каким образом «поляне» (т.е. поляки), действительно входящие в семью славянских народов, оказались идентифицированы с готами-грейтунгами, чтобы затем отождествить с ними киевлян. Вероятно, в этом повинны какие-то тексты, описывавшие «полян», поскольку вся дальнейшая их история оказывается своего рода панегириком «Полянскому добронравию» в противоположность «деревлянам», которые «жи____________________
11 [Исаевич Я.Д.] Древнепольская народность и ее этническое самосознание. // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982, с. 152-153. Автор указывает на безусловную изначальную принадлежность этнонима 'поляне' гнезненскому княжеству полян и на последующее использование этой лексемы в западноевропейских хрониках исключительно по отношению к Польше и ее населению. К этому можно прибавить наличие среди польских земель «Куявии», точное воспроизведение названия которой у восточных авторов и Константина Порфирогенита обычно идентифицируется с Киевом на Днепре («Куяба/Куява»).
12 Попов А.И. Названия народов СССР. Л, 1973, с. 25; Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пп, 1919, с. 29, прим.
100____________________
вяху зверьскымъ образомъ, живуще скотьскы: и убиваху друг друга, ядуще все нечисто, и браченья у нихъ не быша, но умыкаху уводы (т.е. «умыкали уводом». - А.Н.) девица» [Ип., 10]. Единственное, о чем здесь можно говорить с уверенностью, так это о роли «краеведа-киевлянина», провозгласившего, что его герои «бяхуть бо мудре и смыслени, и нарицахуся поляне, от них же суть поляне въ Кыеве [вар. - кияне] и до сего дни» [Ип., 7]. Другими словами, загадка «полян», упоминаемых за пределами этого панегирика, как можно охарактеризовать «легенду о полянах», помещенную в недатированной части ПВЛ, в собственно летописце сводится к тому, что ими «обладает» Олег (ст. 6393/885 г.), их теперь называют «русью» (ст. 6406/898 г.), и хотя они называются «полянами», но говорят на словенском языке (там же), их взял с собой Олег под стены
