— Вероятность таких мужчин равна вероятности, что луна сделана из сыра. Скажи лучше, только тем женщинам, с которыми раздевается наедине. Или в групповухах, это не так важно. Полагаю, что так локально и будет… сперва. Но потом этот человек восхочет обязательно продемонстрировать свое сокровище и на публике. Сперва на нудистском пляже, потом и на улице. Что и произошло с подачи Евгения Валентиновича…
Я запротестовал:
— А я при чем?
— Вы были триггером, — сказал Арнольд Арнольдович обвиняющее.
— Медики придумали до меня!
— Но вы ее узаконили, — уточнил он. — Вы ее легализовали. Вы ее ввели в быт.
— Ну…
— Вот и не отнекивайтесь. А то еще придумаем вам какую-нибудь медаль за заслуги.
Цибульский сказал со злорадной задумчивостью:
— Представляю, что на этой медали будет изображено…
Арнольд Арнольдович посмотрел на меня и очень интеллигентно и конфузливо замахал руками.
— Перестаньте, перестаньте! Лучше скажите, это уже имеет последствия?
— Имеет, — сказал Глеб Модестович, — но вообще-то нетрудно было просчитать на примере женщин, хоть и говорится о разнице мужской и женской психики. Женщины раньше мужчин начали заниматься всякими ботоксами и подтяжками, и они же именно потому усиленно начали демонстрировать свои прелести сперва отдельным мужчинам, потом и на публике. Это и понятно…
— Почему? — спросил Арнольд Арнольдович.
Мне показалось, что он просто отводил огонь шуточек от меня. Глеб Модестович тоже бросил на меня беглый взгляд и ответил с несвойственной ему тяжеловесностью:
— Элементарно. Вложить несколько тысяч долларов, а то и несколько десятков тысяч в мучительную операцию, месяц ходить в корсете, спать в неудобной позе… а потом демонстрировать свои сиськи только одному мужчине? Ну, пусть всем тем, с тем совокупляется, — все равно мало! Любой захочется, чтобы все оценили и восхищались. А для этого приходится обнажаться на публике. Так что надо быть готовыми к толпам голых самцов на улицах. Это случится, как только количество этих операций пройдет некую критическую точку.
Они заговорили уже без ехидных улыбочек, серьезно и заинтересованно. Тенденция есть, ее можно успеть скорректировать в ту или иную сторону, посыпались варианты решений, некоторые просто от веселого настроения, некоторые — реальные.
Официантка принесла по второму разу кофе и пирожные, но ее даже не заметили, хотя мини-юбочка уже больше похожа на поясок, а сиськи наружу. Арнольд Арнольдович начал быстро чертить график, его перебивали и тыкали пальцами, куда надо вести линию.
Хорошо, подумал я счастливо. Хорошо возвращаться в это гнездо, где за несколько лет моей работы почти ничего не изменилось!
Глава 4
В кабинете Макгрегора воздух пропитался ароматом крепкого кофе. Перехватив мой недоумевающий взгляд, он криво усмехнулся.
— В чем-то я традиционалист… Вы, молодое поколение, предпочитаете ноотропики, а я пользуюсь проверенным веками. Юджин, я вас вызвал затем, что появились признаки сознательного торможения разработок в области нанотехнологий.
— У нас?
Брякнул и ощутил, что сказанул глупость, но Макгрегор лишь кивнул и пояснил:
— Да, в развитых странах. А это чревато.
— Да, — согласился я, надо что-то сказать, — это нехорошо.
Он нервно дернул щекой.
— Юджин, вы еще не понимаете, чем это чревато на самом деле. Это не значит, что высокие технологии войдут в жизнь на несколько лет позже…
Он сделал паузу, я спросил глупо:
— А что значит?
— Нам просто не дадут завершить их вообще. Никогда!
Он замолчал, я быстро прокрутил в мозгу все возможные варианты развития событий, спросил испуганно:
— Азиатский мир?
Он кивнул.
— Да, их менталитет. Франция уже вот не Франция, а какое-то Марокко, и хотя мы не расисты и даже не националисты, но для нас вовсе не безразлично, что темп научных разработок во Франции резко замедлился! Ислам направлен на изучение внутреннего мира человека, он хорош по-своему, но в данном случае нам нужно именно быстрое развитие технологий, чему не мешает католическая церковь.
Я сказал осторожно:
— Ну, вообще-то мешает…
Он отмахнулся.
— Мешает, как церковь, как вообще любая религия, но ислам намного сильнее, живучее и способен даже человека науки отвратить от работы в лаборатории ради посещения мечети и углубленного изучения Корана. Сейчас иммиграционная политика в Европе такова, что ее захлестывают могучие волны нашествия иммигрантов из Азии, Востока и Африки. А это грозит резко затормозить нашу работу…
Я подумал, репа разогревается, как проц без обдува, от интенсивной работы, я ощутил жар, спросил, запинаясь:
— Но тогда… нужно привлекать… простых… в смысле европейцев? Мы не сможем… через правительства или партии… Там все на поддакивании массам… Но если суметь правильно настроить массы местных против иммигрантов…
Он прервал:
— Юджин, вы все правильно поняли! Действуйте. Времени у нас мало. А то, что вы сделаете, не сработает сразу. Боюсь, что мы уже сильно опоздали. Только бы не… слишком.
— Мы все успеем, — заверил я, хотя четко еще не понимал, что именно успеем, но Макгрегор очень устал и нуждается в поддержке. — У нас хватит сил!
Он криво усмехнулся, потер виски, лицо бледное, осунувшееся. Темные мешки под глазами стали еще выразительнее. Я задержал дыхание, встретив его взгляд, но Макгрегор лишь пару мгновений изучал меня, затем кивнул на кресло.
— Юджин, вы уже догадываетесь, что от нашей работы зависит будущее всего человечества. Это не красивые слова, это невеселая правда…
Я молчал, чувствуя за тонкими стенами здания бесконечный черный космос. Чтобы зубы не стучали, покрепче стиснул челюсти. Пальцы сжали подлокотники так, будто я старался выдавить воду.
— Мы в той стадии, — сказал он, — что при этой чертовой политкорректности все еще можем упустить шанс… да, все еще можем не просто опоздать, но и… никогда не добиться. Сейчас Европа наводнена мусульманами, а это значит, что все больше населения уходит в духовные искания…
Я кивнул, Макгрегор не говорит, что ислам — это терроризм, умный человек, да и я не тупая толпа, заполнившая площадь на митинге, мы оба знаем прекрасную и могучую силу ислама, но, к сожалению, она направлена в глубь души человеческой, но не на высокие технологии.
— Все стремительнее развиваются азиатские тигры, — сказал он тяжело, — все сильнее оказывают влияние на события в мире Южная Америка, Африка, весь арабский мир… Мы можем не успеть!
Я решился спросить осторожно:
— Но в то же время мы не хотим и тормозить их развитие? Как я догадываюсь, это вовсе не потому,
