Секира покачал головой:
– Все равно. Даже в земной экономике не все производится ее руками. Ту же нефть и газ получают бесплатно. Только и усилий, что вытащить из-под земли. Или берем энергию ветра, воды… Или вообще – солнечную энергию? Берем уже готовую. Это то же самое, что вбрасываем реальные деньги в виртуал. Тот живет по своим законам, сам производит все… почти все, но нефть, газ и прочие полезные ископаемые получает уже готовыми. Что не мешает искать альтернативные источники энергии. Если удастся массово выращивать маис, из которого уже добываем горючее для автомобилей, то наша игра… тьфу, рилайф перейдет полностью на самопроизводство.
Скоффин повернул голову в нашу сторону, послушал, набычившись.
– Ерунда, – заявил он безапелляционно. – Хоть и говорят, что надо играть по-честному, то есть, только на заработанное в самой игре, но это же сильно затормозит прогресс! Я сейчас на пятьдесят втором лэвеле в Эверквесте, а был бы разве что на двадцатом с теми хреновыми доспехами, что получил по квесту!.. Нет, честно это или нечестно, но я за то, чтобы вбрасывать в экономику нефть и газ!
В помещении офиса мертвая тишина, если не считать мерного гудения компов, но к нему так привыкли, что не воспринимаем. Все работают сосредоточенно, не стучат станки, не грюкают траками шагающие экскаваторы, не садятся с надсадным ревом на голову тяжелые транспортные самолеты, но все равно чувствую, что делаем нечто огромное и массивное.
Картинку на экране мы все, все люди, воспринимаем как реальную. И хотя умом понимаем, что это не совсем реальность, но все равно радуемся, глядя на нее, горюем, злимся, ликуем. Для человека там в самом деле реальный мир, в котором что-то происходит, а если это не фильм, а байма, то многое зависит от нас, нашей воли, ума, выдержки или дипломатии.
Это свойство смотреть на экран и видеть картинку – только у человека. Ни собака, ни обезьяна, ни тем более прочие звери и птицы – никто не видит там того, что видим мы. Для них это просто мелькание света и цветных пятен. Они не видят кино, даже не различают рисунка или фотографий на бумаге. Только человек все это видит, осознает. Более того, начинает воспринимать тот мир порой настолько ярко и эмоционально, что всякие тупые дураки тут же поднимают тревогу, что, дескать, это вредно…
Я хорошо помню, как мне бабушка строго говорила, что смотреть телевизор – вредно, глаза портятся.
Николай подошел с бутербродом в руке, глаза красные, морда осунулась, спросил с сочувствием:
– Достает бытовуха?
– Достает, – согласился я, – но на то я и шеф, чтобы сваливать все на вас. Скоффин, он педант и зануда, разберется, доложит… если сам не справится, а он обычно разруливает сам, этого у него не отнимешь. А я вот как раз смотрю на счета за свет и воду и… философствую.
Николай застыл с открытым ртом.
– Как это? Что за медитация?.. Может, и мне попробовать?
Я придвинул по столу пачку неоплаченных счетов в его сторону.
– Попробуй. Мысль вообще ходит странными зигзугами. Смотрю, сколько мы трафика сожрали, а сам думаю, что вообще-то создаем бомбу. А бомба – это бомба.
– В смысле?
– Трудно или не трудно играть в онлайновые, – пояснил я, – но твердо знаю одно: никто из тех, кто перешел из простых игрушек на баймы, уже никогда не возвращается в одиночные. Ругает онлайновые, клянет, иногда даже бросает… но бросает вовсе не для того, чтобы вернуться к простым.
Николай задумался, не переставая поглощать бутер, печальные запорожские усы то поднимались, то опускались в такт работающим челюстям. Скоффин, который все слышит и ничего не упускает, вместе с креслом повернулся в нашу сторону.
– Хе, – возразил он ехидно. – А вот я знаю одного парня, он как раз бросил онлайновые и теперь играет только в простые.
Я поморщился.
– А я знаю одного высокого вьетнамца и одного низкорослого шведа. Ну и что?.. Исключение только подтверждает. А так, все вьетнамцы – мелочь беспузая, шведы – огры, а баймы – рулез!
Скоффин вцепился в слово «все» и начал занудно доказывать, что все – это все, а если хоть один вьетнамец высокий, то уже не все, я помотал головой.
– Пусть не все, но нам хватит и абсолютного большинства. Вся задача в том, чтобы подцепить на крючок это большинство. А вот когда подцепим…
– И что? Почему так трагически?
– Не знаю, – признался я. – У меня почему-то мороз по шкуре.
Николай посмотрел с опаской, а так как бутерброд за это время как-то странно исчез, он в недоумении посмотрел на пустые руки и вернулся к столу, где в пластиковой коробочке от видюхи ждут еще два таких же великанских сооружения человеческой мысли.
Скоффин пытался пропихнуть информашку в журналы, на крупные сайты по обзору и анонсам игр, но все как сговорились: принимают анонсы только от крупных производителей, а вся эта мелочь уже затрахала. Все обещают мир перевернуть, а издыхают уже на второй неделе работы.
Напрасно Скоффин доказывал, что мы отпахали уже полгода, у нас есть результаты, вот арты, вот скины, вот эскизы локаций, смотрите, какие необыкновенные, но обозреватели качали головой: нет, ребята, нет. И не просите.
Я стискивал челюсти, терпел, часто пасся на сайтах соперников. Они, конечно, не подозревают о нашем существовании, но это неважно. Главное, что они разбалтывают планы направо и налево, это называется пиар-компанией и подавлением конкурентов.
На кого-то, возможно, это и действует, но не на нас, которые вроде бы еще никому не конкуренты.
