Новодворский, усаживаясь в кресло, вкусно разглагольствовал, Убийло внимал ему вежливо, даже подобострастно, все еще не потерял надежды отщипнуть от спонсорской помощи с Западом в обмен на территориальные уступки, а Новодворский втолковывал с мягкой настойчивостью:
– Беда в том, что у России нет цели. Даже у русских нет. Тем более нет у России. Раньше мечтали о мировой революции, потом строили коммунизм в отдельной стране. А сейчас… понимаете, нет даже цели сделать Россию богатой! Хотелось бы, всем бы хотелось, но чтоб пришло как-то само, понимаете? Ибо для того, чтобы поставить цель, а потом к ней идти, придется от чего-то отказываться. Даже чтоб идти к богатству, пусть даже личному, приходится отказываться от лишней доли отдыха, приходится работать больше, чем мог бы, а вместо того чтобы в выходные посидеть перед телевизором и попить пивка, придется пойти к станку или в офис, неважно. А нам хотелось бы, чтобы все пришло само. Или еще лучше, чтобы правительство откуда-то дало нам денег. Резко повысило зарплату раз так это в десять, а лучше – в сто, а на работе чтоб мы по-прежнему бездельничали.
Убийло буркнул:
– А у русских никогда не было цели.
– Почему так думаете?
– Я историю как-то читал. В детстве. Даже у славян не было. «Придите и володейте нами…» Хорошо, вблизи оказались варяги, а не кобызы.
Новодворский кивнул, соглашаясь, рядом остановился Босенко, прислушиваясь, задумался, в глазах мелькнуло непонятное выражение, сказал с кривой усмешкой:
– Да уж, эти так быстро не растворились бы. Вы правы, народу нужна либо цель, либо… властный правитель, у которого есть цель.
Убийло развел руками:
– Такой правитель не может быть демократом по определению.
– Почему?
– У демократа не может быть глобальных целей. Демократ – это власть народа, а народу все по хрену, кроме своего огорода. Даже чтобы заставить принять программу по изучению космоса… только изучению, не освоению!.. надо перестать быть демократом, народу звезды и планеты по фигу, он ломает голову, как уберечь огород от жуков-вредителей.
Забайкалец прислушивался, подошел ближе, на него оглянулись, он сказал ровным голосом:
– Труднее всего юсовцам будет подмять арабов, китайцев, евреев, курдов. Легче всего – русских. Между нами говоря… никто не слышит?.. это самая никчемная нация. У нас каждый стыдится, что он – русский, при любой возможности старается откреститься от своей русскости. Курд или чечен и через триста лет жизни на Западе – все тот же курд и чечен, а русский сразу даже имя меняет на западный лад. Арабы горды тем, что арабы, никто не берет иностранные имена, как у нас сплошь и рядом, китайцы после учебы в США возвращаются в свой нищий Китай, ибо они – китайцы, а Китай все равно самая лучшая страна в мире, Израиль так вообще будет последней цитаделью, о которую тщетно будут биться серые волны общечеловечья!..
– Вы пессимист, – упрекнул я. – О цитадель Израиля будут биться совсем другие волны… А США будут уничтожены намного раньше.
– Давайте все-таки делать по уму… – предложил Босенко.
Забайкалец поморщился:
– Бросьте! Если по уму, то мы должны не назначать губернаторов и тем более не выбирать на местах, а надо отдавать им те губернии в личное пожизненное владение. С передачей по наследству. Только тогда не будут наспех обдирать в ожидании новых выборов, а будут заботиться о своем имуществе, своих людях, своих землях, своих дорогах, заводах, коровах… Это самое разумное, все понимают, но в то же время никто не станет создавать класс новых феодалов!
Новодворский спросил:
– Но вы ведь фашист? Ответьте!
Вид у него победный, и что бы ни ответил Забайкалец, он в проигрыше, в любом случае оправдывается, надо только усиливать натиск, но он отмахнулся с веселым пренебрежением:
– С какой стати?.. Это вы мне ответьте, почему вам нравится быть гомосеком?
Новодворский опешил:
– Гомосеком? Что за чушь?
Забайкалец не стал ссылаться, как мы ожидали, что вот называет же его Новодворский фашистом, а это тоже чушь и все такое, покачал головой и повысил голос, подпустив отеческой укоризны:
– Вы не увиливайте, вы ответьте!..
– Да что за бред…
– Снова увиливаете, – ответил Забайкалец громко с великим огорчением в голосе, словно историк, который выяснил, что Бородинскую битву мы все-таки продули, – вы вот так прямо честно и ответьте, все свои, даже гомосеков немало… в вашей партии, почему это вам так нравится гомосечество? Почему от него в восторге, почему тайно практикуете на своих съездах партии?
Сигуранцев шепнул мне одобрительно:
– Забайкалец, оказывается, способен к обучению.
– Как молодой Петр, – ответил я тихо, – что потом благодарил шведов за науку. А шестьдесят лет для политика – это молодой возраст, вы правы.
– Считаете, его должность – еще не последняя ступенька?
