Я возразил с горечью:
– Я ничего не имею против слияния народов. Я против того, чтобы вместо всего богатства кухонь мира человека кормили только юсовским гамбургером.
– А это уже издержки, – сказал Агутин. – Будем надеяться, что юсовость разбавится захваченной культурой рабов. Это уже случилось тогда, в прошлый раз.
– Когда? – переспросил непонимающий Окунев.
– В Древнем Риме.
Он говорил саркастически, желчно, как всегда, и снова непонятно, говорит серьезно или издевается над кошмаром, в котором живем.
Громов произнес с тяжелым вздохом:
– Опоздали, везде мы опоздали… И с этой иммиграцией, и с переходом к автократии… И даже Европа опоздала, только сейчас начинает протестовать против вторжения! Поняли, что мы сделали хоть и жестко, но единственно верно. А им это еще предстоит, только у них крови из-за половинчатых мер будет намного больше. И так быстро заразу не выжгут!
Быстро вошел Карашахин, наклонился к моему уху:
– Экстренное сообщение насчет эскадры…
Я устало отмахнулся:
– Говори всем.
Он выпрямился, обвел сидящих за столом цепким взглядом, больше приличествующим работнику контрразведки, чем начальнику канцелярии.
– Экстренное сообщение, – повторил он. – Эскадра американского флота час назад застопорила движение. А в данную минуту разворачивается. Сторожевые корабли вообще легли на обратный курс. Два линкора уже направились обратно через океан.
В помещении наступила мертвая тишина. Я повернулся к Карашахину:
– Как такое может быть? Они были уже у наших берегов!
– Господин президент, это абсолютно точно.
– Что известно?
Его брови взлетели на середину лба. Развел руками:
– Ничего. Клянусь, никаких открытых, шифрованных или сверхсекретных приказов не было. Адмиралу Рамбаку было приказано высадить десант, захватить Петербург, а командующему группой армий в Германии – сделать бросок на Москву. Никто отбоя не давал!
Я повернулся к секретарю:
– Включи последние новости из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Вашингтона.
Экраны тут же вспыхнули, взволнованные голоса дикторов сообщали наперебой, что магазины спешно закрываются, есть случаи вандализма, открытых столкновений на расовой почве. Отдельные экстремисты из числа белого населения не приняли предварительный подсчет голосов законных и демократических выборов, взялись за оружие, однако и кандидат в президенты Готентот, чья победа уже не вызывает сомнений… осталось подсчитать не больше трех процентов голосов, а он побеждает с отрывом в четыре процента… так вот Готентот не призвал своих сторонников к более спокойному празднованию победы…
Лицо Шандырина, который больше всех убеждал меня отречься от поста президента в пользу проамериканской оппозиции, вспыхнуло радостью.
– Началось!.. – сказал он кровожадно. – Им сейчас не до нас!.. Армия спешит обратно наводить порядок!
Забайкалец проговорил со странной усмешечкой:
– Да?.. Смогут ли? Во флоте четверть негров. Почти все – мусульмане. Я не уверен, что дисциплина в американской армии выше, чем воля Аллаха.
Окунев смотрел на меня во все глаза, лицо медленно покрывалось смертельной бледностью. Агутин, напротив, ликовал, хотя ясно, их группу придется вычистить из правительства, а потом еще и выжечь после них сырость и слякоть.
Я поднялся, оперся о стол. Все затихли,
– Как видим, – сказал я, – Господь Бог не дает погибнуть тем, кто так для него старается, и спешит на помощь. Но это всего лишь отсрочка, а не спасение. Мы не знаем, как повернутся дела за океаном. Мы должны быть готовы к любому повороту событий… Кстати, Николай Степанович, вы свободны. Вы неплохой юрист, вам бы вернуться к этой работе. Заявление об отставке передайте любому из секретарей. Для остальных же, как и для меня, это было уроком. Сделаем выводы и… будем работать дальше.
Никто не смотрел на Окунева, уважительные взгляды на мне, теперь я для всех еще и политик, точно рассчитавший, что пройдем по лезвию ножа, но все видели, как Окунев поднялся, бледный и с дрожащими губами, пытался заговорить, но не смог, сгорбился и пошел неверной походкой к двери. Он шел очень долго, секретарь услужливо распахнул дверь, Окунев задел плечом косяк, вывалился с таким усилием, словно рвал сотни незримых нитей.
– Продолжим, – сказал я. – Продолжим.
В обеденный перерыв Чазов подошел к нашему столу, присесть отказался, его внимательный взгляд прошелся по мне, как луч лазера.
– Несмотря на ранения… выглядите очень хорошо… Но все-таки зайдите ко мне…
