переспросил, а именно народы!.. Языки, как он сказал на своем древнем наречии, но я его понял. И всякий, кто посягает на их существование, – враг Ему тоже. Он сказал, что Он с нами. А если с нами Бог, то кто же против нас?
Громов с радостным недоумением на лице спросил жадно:
– Как вы планируете эту операцию вообще? В целом?
– Еще никак, – ответил я честно. – Просто во мне дрожит каждая жилка, я всеми фибрами чувствую, что мы уже опаздываем!.. Надо бросить туда не просто отряды ОМОНа, но и все антитеррористические группы.
Громов посерьезнел еще больше, спросил серьезно:
– Неужели все настолько серьезно?
– Да, – ответил я. – Возможен косовский вариант.
Они молчали, переглядывались, наконец Громов проворчал глухо:
– Наукой доказано, что слоны топчут кур куда лучше, чем петухи. Так что предлагаю сразу же бросить в конклав… тьфу, анклав!.. еще и танки. Или хотя бы тяжелую бронетехнику…
– Зачем тяжелую?
– А у меня тоже предчувствие, – буркнул Сигуранцев. – Лучше перебдеть, чем недобдеть. Лишними танки в таких делах не бывают, а вот нехватка…
Он умолк, Босенко сказал желчно:
– Мы знаем, что лучше перепить, чем недопить. Дмитрий Дмитриевич, я поддерживаю предложение Сигуранцева.
Я сказал невесело:
– Господи, до чего мы дошли? Танковую армию на своей же земле… Хорошо-хорошо, я не возражаю! Любые меры, кроме ядерных. Язву надо выжечь как можно быстрее. До того, как поднимется крик среди наших продажных тварей и за рубежом. Уточняем, сперва ракетно-бомбовый удар по складам с оружием, так? И по штабам вооруженного сопротивления. Надеюсь, Лев Николаевич, вы их уже знаете. Или к тому времени будете знать точно. Еще – по всем зданиям партий и движений кобызов. Такой же беспощадный удар по селам, где живут исключительно кобызы. Сразу же после завершения авианалета, а они должны быть массовыми – подчеркиваю! – бросить туда танковую армию. Наберется?.. Я не знаю численности танков в армии или дивизии, но танков должно быть достаточно, чтобы проутюжить всю Рязанскую область и разрушить все села и все дома, где проживают кобызы. Следом немедленно ввести войска. Как угодно быстро: на бронетранспортерах, сбросить с транспортных самолетов… Но кобызы должны быть уничтожены. Все! Понимаете?
До них начало доходить, краска медленно покидала их лица. Даже Сигуранцев слегка побледнел, проговорил тихо:
– Геноцид?
– Массовая зачистка российской территории, – ответил я. – Геноцида нет, ибо немалая часть кобызов все еще живет в Узбекистане. Или малая, нам без разницы. Но мы защищаем свой народ, свою землю, свое будущее!.. Главное – свое будущее.
Сигуранцев с серым лицом и пепельного цвета губами прошептал:
– А женщины… дети?
– Дети вырастут, – ответил я, – и возьмут оружие. Женщины нарожают новых боевиков. Помните, древние иудеи, когда вторглись в Палестину, убивали всех: женщин, детей, стариков, младенцев в люльках, резали скот и жгли чужое зерно. От филистимлян, чьи земли они захватили, осталось только пара легенд в древней истории. На тех захваченных у филистимлян землях иудеи основали государство Израиль. Они еще тогда указали путь, как сразу решать эти проблемы. Быстро, решительно и окончательно!
Громов пробормотал:
– Ну, на самом деле они ее завоевывали столько же, сколько до этого скитались по пустыне, – сорок лет. Но вы правы, не оставили никого, кто мстил бы с оружием в руках, добивался восстановления филистимлянства… А мы на своей земле как куры под дождем. Просто умом я все понимаю, но вот… а еще говорят о жестокости военных! Кровожадности.
Он криво улыбался, храбрился, но мало что получалось, ибо здесь нужна другая храбрость, не всякий солдат способен ее проявить, а вот политик…
– Давайте смотреть правде в глаза, – сказал я.
– Чтобы в них плюнуть? – спросил Сигуранцев невесело.
– Чтобы решать реально, – ответил я. – Хаттаб и Че Гевара, которые так похожи во всем, даже во внешности, – герои. Такие же, как и Робин Гуд. Но мы, в отличие от простого народа, понимаем прекрасно, что Робин Гуд грабил богатых потому, что с бедных взять нечего. А делился с бедными награбленным, ибо осведомителей надо поощрять… Мы – потомки не Робин Гуда, а шерифа Ноттердамского, мы – власть. Мы на все смотрим иначе. Мы за крышу взимаем с народа подати, но обязались его защищать. И от внутренних врагов, всяких там робингудов, и от иноземных захватчиков. Неважно, как эти захватчики вломились: с крылатыми ракетами и танками или же тихой сапой, прикинувшись бедными погорельцами. В любом случае наши, которых мы поклялись на Конституции защищать, сейчас страдают. Рязанцы страдают. Хуже всего, они никогда не возьмутся за топоры, как взялись бы кобызы, если бы в их Кобызии вот так же стали плодиться русские, американцы или любые другие немцы. Русские знают о своей непрактичности, беззащитности, потому и пригласили Рюрика с его железной дружиной! Мы – эти варяги. Мы – эти железные и жестокие люди, что приняли на себя обязанность обагрить руки кровью… даже женской и детской, если понадобится, чтобы защитить «своих».
Громов уже собрался с духом, лицо непроницаемое, выпрямился, плечи развернул, и взгляд заметно потвердел.
– Извините, – проговорил он прежним голосом, – за приступ демократизма.
