высветило, будто пролетели прямо перед горящим очагом.
Он перевел дух, раскорячившись, как паук на стене, отдыхать в такой позе неудобно, но все же мышцы сумели вскинуть грузное тело, дали зацепиться за край, дальше быстро встащил себя на ту плиту.
Окно! Огромное, можно бы ворваться верхом на Луговике. Изнутри бьет яркий слепящий свет. Придон напрягся, ожидая встретить волну иссушающего жара, однако в лицо ударил просто свет, немыслимо чистый и яркий свет.
За Артанию, произнес он, взбадривая в себе ярость, и, с топором в руке, прыгнул в это смутно различимое помещение.
Комната казалась огромной, почти залом, хотя это явно комната. Стол, три просторных кресла, мебель под стенами. Волосы зашевелились, а по спине пробежал холодок ужаса. Край столешницы чуть ли не на уровне его головы, в креслах восседать бы турам или буйволам, а мебель… мебель тоже для великанов…
Он осматривался, пальцы ослабели, рукоять топора едва не выскользнула из пальцев. Тело сотрясала дрожь, а сердце стучало громко и мощно.
Глава 16
Свет на миг померк, тут же вспыхнул еще ярче, до рези в глазах. Ослепленный Придон ахнул, покрепче стиснул рукоять топора. В помещении возникли трое, все – чудовищно высокие: на голову, а то и на две выше него, но в плечах узкие настолько, что мертвецки-бледные уши оказались на ширине плеч. У всех длинные и очень тонкие руки, совершенные голые черепа, даже без бровей, очень тусклые, безжизненные глаза.
Все трое смотрели без всякого выражения, Придон так и не понял, одежда ли, что струится вокруг их тел, как серая пленка на болотных пузырях, или же сгустившийся воздух. Все трое выглядели одетыми. Одетыми легко и свободно, но в то же время – в незримых доспехах.
– Комар, – сказал один без всякого выражения. У Придона пробежала по спине новая ледяная волна. – Комар вбекирил в окно…
– Я рек, что следует задвигнуть, – сказал второй.
Третий сдвинулся, Придону почудилось, что каждое движение ему дается с трудом, оглядел Придона сбоку.
– Наверное, гедзо, – сказал он со вздохом. – Местные гедзы все назозедливее. А мы только отгастиваемся…
– Не только, – возразил первый.
– Отгастиваемся, – сказал третий невесело, – а то и вовсе тапимся…
Они говорили на своем дивьем языке, но, странное дело, Придон понимал, даже чувствовал их страх, ненависть, подавленность, отчаяние при такой своей неимоверной мощи, гнев и ярость при виде его, такого маленького, слабого и такого отважного.
Передний дэв сделал небрежный жест. Придона схватили тысячи огромных пальцев. Топор выдрало из руки, пол и потолок поменялись местами, задвигались стены. Он напряг все мускулы, отчаянно рвался из чудовищной лапы, но исполинские пальцы стиснули сильнее, дышать стало совсем трудно, незримая ладонь сжала до треска ребер. Бешенство ударило в мозг, надо бы раньше, с разворота топором левого, ногой правого, а потом достать лезвием того, что напротив…
Его швырнуло на твердое. Он попытался тут же вскочить, он умел вскакивать быстро и красиво, как через голову кувырком, так и в сторону, не выпуская топора и всегда готовый к бою, но те же огромные ладони с силой прижали к этому ложу. Незримые оковы упали на запястья. Придон застонал от злости и отчаяния, дернулся.
Над ним появился огромный дэв. Тусклые глаза без выражения смотрели на прикованного, распростертого, что все еще лихорадочно искал способы, как ухватить, повергнуть, бить и убивать, слышать хруст костей, с наслаждением смотреть в глаза, что заволакиваются смертью…
– Сколько у сех новых истот виты, – произнес он серым голосом. – Это гыдотно…
– Ен, – сказал второй, – ен… Бачь его сабны! Непрометящий зверь, все кипеет, бурлит, возгонит, а замист света бегут скалки яркой и четкой дерты…
Третий сказал тоже ровным голосом, но Придону в нем почудилась горечь:
– Щемно сем зверям зоставлять… весь огирт…
Придон пытался пошевелить хотя бы головой, но не мог, однако глазными яблоками двигать удавалось, хотя всякий раз чувствовал тупую боль в черепе, что странным образом отдавалась в зубы. Один из дэвов исчез, потом второй, Придон не мог понять, куда деваются, однако вскоре появилось двое других, такие же высокие, лысые, с неподвижными лицами.
В мозг внезапно кольнуло: да все эти дэвы с легкостью проходят сквозь стены, призрачные для них и невесомые, как сгустки тумана! Это для него это все камень, железо, но не для дэвов. Один из новых, старый и седой настолько, что казался сгустком тумана, сразу подошел, навис над распростертым пленником, всматривался, вслушивался, хотя Придон не произнес ни слова. Ноздри дива часто дергались, схлапывались, задерживая запахи.
– Как он прошел сюда? – спросил он. – Кто его заметил первым? Ты, Щаге Райк?
Дэв, к которому он обратился, указал глазами на другого, что застыл у окна.
– Дирт Става.
– Когда?
– Он карабкался, – ответил Щаге Райк, – по стене.
Седой дэв переспросил:
– По стене?
