доносятся слабые песни, даже звон оружия.
Под сапогами сперва похрустывала галька, затем зашелестела трава. Он опомнился, когда по обе стороны медленно поплыли белые могильные камни. Острая тоска сжала сердце с неожиданной силой. Под этим камнем лежит отважный Тавтандил, он был ранен в грудь и горло, но его сумели привезти в родное кочевье… А вот дальше веселый и всегда беспечный Агларц, погиб в предпоследнем набеге. Его привезли, засыпанного золотом и драгоценными камнями, что взяли в захваченной сокровищнице. Вдруг почудилась песня Жукоглаза, тот любил на привалах петь и плясать. Он погиб, когда возвращались из похода, когда сняли доспехи, ехали беспечные, веселые, уже мысленно пировали и хвастались за праздничным столом тцара. Стрела, неумело пущенная рукой подростка, попала ему в горло. Он умирал долго, мучительно, волхвы спасти не сумели…
И Жукоглаз больше никогда не споет. И никто из павших героев не промолвит слова. Здесь всегда тишина. Могильная тишина. Кладбище молчаливо разрастается, разрастается… Когда-то в этом городе мертвых поселиться придется и ему…
Белые могильные камни тянулись и тянулись, он нагибался, трогал некоторые кончиками пальцев. Казалось, что слышит молчаливый ответ павших друзей.
Дошел до конца, тоска в груди стала еще глубже. Но нет здесь камней с именами Кизлица, Орнатиса, Кмица, хотя понятно, что они давным-давно погибли. Но где, в каких землях?
На миг почудился веселый голос Устина, быстрые шаги Кимира, даже песня Евлаха.
И нет здесь камней с именами Велигрозда, Панаса, Даниты, они тоже остались в чужой земле. А где погиб доблестный Чернотал, их дальний родственник, соперник и союзник? Слава о нем катилась впереди него, но нет белой плиты с треугольным знаком летящей птицы.
Он смотрел на плиту, не понимая, почему выбитый железом знак становится все отчетливее, резче. Вздрогнул, на востоке небо уже посветлело, начинает алеть.
– Итания, – прошептал он. – Итания…
На миг в самом деле нежная заря показалась румянцем на ее щеках. Сердце стукнуло, напоминая, он повернулся и почти бегом понесся к дворцу.
Блестка обнимала и роняла слезы, угрюмый Ютлан пришел проводить, чем удивил всех, мало кто его видел два дня кряду в одном и том же месте.
Аснерд и Вяземайт хлопали по спине, Олекса подвел коня, Скилл обнял, в глазах старшего брата Придон видел грусть и тревогу.
Отряд молодых героев, которым позволили сопровождать Придона до самой границы с Куявией, уже собрался у городских врат. Его появление встретили оглушительными криками.
Он вскинул руки, пальцы с сухим треском сомкнулись над головой, потряс в воздухе, прощаясь с Арсой. Ворота начали открываться. Взгляд Придона упал на женщину, что несла к городским стражам ребенка в легком одеяльце. Увидев его, женщина застенчиво улыбнулась. От нее веяло лаской и покоем. Сердце Придона защемило. Тихая мирная жизнь, к которой стремятся все… или почти все.
Конь остановился и смотрел на женщину добрыми теплыми глазами. Женщина застеснялась, на щеках появились милые ямочки, вскинула ребенка над головой.
– Смотри, это великий Придон! Герой наших песен. Вырастай таким же отважным.
Младенец улыбнулся человеку на большом лохматом звере, помахал крохотными розовыми ручками.
– Сильный будет богатырь, – определил Придон. – Вон какие толстые запястья… Как его зовут?
– Константин, – ответила женщина застенчиво.
– Как-как? – переспросил он, думая, что ослышался.
– Константин, – ответила она тихо. – Имя героя не должно умирать. Отныне его всегда будут носить в моем роду.
Он так и выехал из ворот с опущенной головой. В глазах закипали слезы горечи и благодарности. Он даже не помнил, хоть раз назвал ли его Константином, да и от других не слышал, но теперь вот именно Константин, а не Конст! Зрелые мужи будут рассказывать подрастающим мальчишкам, как красиво и достойно погиб герой по имени Константин и что надо быть похожими на него, Константина.
Удальцы с криками и песнями ускакали вперед, теперь Придона с двумя оставшимися при нем героями везде по дороге ждали свежие кони. Чуть ли не на скаку пересаживались, мчались дальше, снова меняли усталых на уже отдохнувших, и так день и ночь, день и ночь, бахвалясь друг перед другом выносливостью. Так было на землях Артании, так же встречали и в Куявии, разве что кони здесь покрупнее и не столь быстрые, зато на постоялых дворах в Куявии им устраивали пышные приемы, кормили на убой, денег не брали и все просили указать на знаменитого Придона, который складывает такие дивные песни.
И который добыл меч бога Хорса, втолковывали разозленные спутники. И который добыл меч бога Хорса, соглашались куявы и спрашивали тихонько, не споет ли великий Придон какие-нибудь из его новых песен?
Потом в утренних лучах солнца заблистали высокие белые стены Куябы. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, он с размаха ухватил пятерней, сдавил до боли, терпи, уже немного осталось, он чувствует тепло, что излучает Итания…
Ни один из его молодых героев не восхотел почтить посещением грязный город врага, все повернули коней и с его песней помчались обратно в благословенную богами Артанию, страну славы, чести, доблести и мужества.
Придон горделиво въехал в распахнутые врата, бронзовотелый, в могучих мышцах, красивый и надменный, с угрожающе выдвинутой нижней челюстью и гордо разведенными плечами. Две широкие перевязи перекрещивают могучую грудь, из-за правого плеча угрюмо смотрит рукоять боевого топора, из-за левого – дивным огнем сверкает рифленый металл рукояти меча. В этой рукояти нет алмазов, рубинов или яхонтов, только металл, но у каждого сердце замирало при взгляде на эту рукоять, а в груди растекались трепетный страх и благоговение.
За ним увязались стражники, он ехал суровый и невозмутимый, не обращая внимания на их окрики,
