Большие блестящие глаза их сестры-затворницы смотрели с немым испугом. Он вспомнил, что его тело испятнали новые шрамы, невольно шелохнулся, как бы закрыть их, но от этого движения задвигались огромные бугры мышц, под смуглой кожей прокатились шары.
Ее хорошенький ротик приоткрылся, Придон еще не знал: в испуге или что-то хочет сказать, но сердце его едва не выскакивало, хотелось пасть на колени, приникнуть лбом к ее коленям.
– Сестренка, – сказал он умоляюще, – неужели я за это время стал таким страшным?
Она покачала головой.
– Придон, – услышал ее тихий голос, – Придон, брат мой… Что ты с собой сделал?
– Что? – спросил он.
– Что тебя терзает? – спросила она. – Придон…
– Сестренка, – сказал он. – Тебе четырнадцать весен… Спроси меня снова, когда тебе будет хотя бы шестнадцать. Я люблю тебя, Блестка!
Он поцеловал ее в обе щеки, она сразу застеснялась и покраснела, как маков цвет, а он вскочил в седло. Луговик заржал и пошел боком. Придон огляделся, вздохнул. Моя бескрайняя Степь, я оставляю тебя! Оставляю огромную чашу неба – синюю днем и темнозвездную ночью, оставляю горький запах полыни, пение птиц и стрекотание кузнечиков… если в Куявии они и есть, то не такие, оставляю прокаленную солнцем и сглаженную ветрами землю.
Все родное останется здесь, ничего не взять, ибо не уберечь в его полной волнений и лязга мечей и топоров жизни.
Сердце заныло, когда оглянулся на сестру. Всегда у артан вся забота о сыновьях, потому что на их плечи потом ложится основная тяжесть. Дочери остаются в тени. Но кто, как не малолетняя сестра, страдала и не спала ночами, когда он уходил в удалые набеги? Кто первым бросался к нему с плачем, когда он возвращался раненым?
Он резко повернул коня, подхватил Блестку на седло, она в испуге прижалась к его широкой груди. Он бережно обнимал, прижимал к своему твердому, как дерево, телу, такую маленькую, тонкую, с хрупкими, как у птички, косточками. Сестра доверчиво затихла в безопасности на его груди, на груди брата, которого совсем недавно берегла и защищала, хотя он и старше ее почти на десять лет. А Придон, возвышаясь над нею на голову, в самом деле ощутил странные защищенность и покой, словно и сейчас сестра могла спасти его от всех бед и развеять все горести.
Его губы коснулись ее волос.
– Увы, я уже выпорхнул…
– Впервые уезжаешь так далеко, – прошептала она ему в грудь, не поднимая головы. – Один! Без брата, без друзей.
– Не один, – ответил он так же шепотом, – теперь я беру с собой самое дорогое, ценное, огромное!
Она спросила удивленно, сквозь печаль в глазах:
– Что же?
– Свою боль, – ответил он. – Отныне не расстанусь с этой сладкой мукой в сердце ни на краю пропасти, ни в смертельном бою, ни на пиру за чужим столом!..
– Придон…
Он поцеловал ее крепко-крепко и опустил на землю.
– Спроси, – повторил он, – когда тебе будет хотя бы шестнадцать лет.
Глава 14
За городскими вратами он резко остановил коня. Олекса и Тур тут же оказались с обеих сторон, глаза настороженные, цепкие, а ладони зависли над рукоятями топоров.
Придон без труда стащил браслет, снял с головы железный обруч. Черные как смоль волосы освобожденно рассыпались по плечам.
– Тур, – велел он, – отвезешь это обратно.
Тур не протянул руки, лицо воина было бесстрастным.
– Нет, – ответил он.
– Ты отказываешься меня слушаться?
– Приказ тцара выше, – ответил Тур.
Придон видел, как Олекса кивнул, соглашаясь, да и сам чувствовал, что брякнул не то.
– Но есть то, – сказал он, – что выше приказов любого тцара. Интересы Артании! На мне слишком ценные вещи для нашего народа, чтобы потерять их для нашего народа. А если сложим головы? В Артании тысячи и тысячи отважных сердец. Даже род моего отца не прервется, Скилл и Ютлан – настоящие герои. Но этот браслет, этот обруч… таких больше на свете нет!
Тур несколько мгновений смотрел ему в глаза. Лицо воина мрачнело. Олекса посмотрел на обоих, отвернулся. Конь опустил голову и тяжело всхрапнул.
Очень нехотя Тур принял чародейские вещи и сложил в вещевой мешок. Спохватившись, Придон протянул ему боевой топор Скилла.
– Возьми! Я видел, как этот топор рассекает камень, как будто тот из творога. И ни одной зазубрины! Даже не тупится. Этот топор должен быть у Скилла, он всегда первым врубается в ряды врага.
Тур заколебался.
